Иные варианты для старой Москвы: вместо памятников - консервные банки

Старая Москва стремительно теряет свой облик - идут под снос памятники культуры и истории, такие как дом Волконского, описанный в романе "Война и мир". Почему так происходит и какой могла бы быть столица без этих чудовищных сносов, рассуждает колумнист Вестей.Ru Александр Можаев.

Одна из любимых тем русской философской беседы – "Какую страну проспали" или что-то вроде этого. Для моих коллег по краеведению тема вообще наиглавнейшая. Не уточняется, кто именно сие сотворил – то ли неназываемые, но всем понятные "они", то ли коллективно лажанувшиеся "мы", однако всегда в прошедшем времени. Между тем, дико интересно наблюдать за развитием процесса – та самая "какая страна" продолжает таять в наших руках вполне привычным будничным образом.

И если в просторах России это, как правило, тлен – догорают последние деревянные храмы, вымирают села, леса и так далее, то в златокипящей Москве процесс имеет занятную оборотную сторону. Над крышами города прекрасным видением мерцают не только очертания погубленных в свое время "сорока сороков" колоколен, не только утраченный уют тихих дворов советского детства. Не менее удивителен мираж города упущенных возможностей, Москвы, которая могла бы быть, но отчего-то не будет.

Я, конечно, не имею в виду невоплощенные громады сталинских наркомтяжпромов, а говорю о том, что действительно могло произойти и чего по-настоящему жаль. Архитектурное образование в этом смысле здорово мешает жить – слишком ясно представляешь иные варианты. Двадцать лет назад, когда я только поступил в МАрхИ, когда общество и государство дружно порицали слишком решительные выходки советских градостроителей и обещали больше так не делать, я ходил по Москве и размышлял о том, как несложно было бы повернуть ее ко благому устроению. Город был бестолковый, неряшливый, изрядно покоцаный, но совершенно не безнадежный. Вот там в улице выбита дыра, здесь, наоборот, выпирает что-то срамотное – казалось бы, взять да поправить. В большинстве случаев растрепанная, потерявшая старый смысл и не получившая внятного нового ткань городского центра вполне могла быть собрана в нечто осознанное и пригодное к постоянному проживанию.

Вот, например, если взять только ближнее окружение Кремля и посмотреть глазами "человека из-за двадцати лет". Китай-город, нелепейшее и растерзанное пространство, которому быть бы Старым городом для туристов в европейском смысле слова. Только ГУМ замечательно ожил в последние годы, а за ним – все та же разруха, хорошо, что собаки ночами не воют. Какой роскошью, прямым продолжением ГУМа, могли бы стать Теплые ряды, на месте которых теперь пустырь да многоярусный паркинг. Каким удивительным городским пространством, внутренней площадью с фонтанами, воробьями и удовольствиями мог бы стать Гостиный двор, ныне накрытый душным стеклянным колпаком и совершенно безлюдный. Ну и так далее.

А напротив Кремля Софийская набережная, умытые проходные дворы которой также могли бы стать дивной городской историей – на их месте уже 13 лет мертвая пустыня; Боровицкая площадь, так и не ставшая ничем, кроме транспортной завязки; Манежная площадь, имевшая шансы стать интереснейшим археологическим парком. А прекрасный Александровский сад в последние пару лет стал территорией вредительского полтергейста: то вдруг исчезнет в один день старая липовая аллея, то знаменитый Обелиск, бывший последним памятником Российской империи и первым памятником Советской республики одновременно.

Какие-то неведомые люди принимают дикие, потрясающе бездарные решения, лучше любых экспертов знают, каким следует быть этому городу. И с каждым годом соловьиные трели парка все более растворяются в гуле прибывающего потока машин на Моховой, церетелиевский зверинец перемигивается с летящим на крыльях ночи Гермогеном. А напротив – выжженный Манеж, а за ним – полупустой, унылый новый Военторг. Постучите рукой по его псевдогранитному фасаду – загудит как консервная банка.

Теперь в перспективе Воздвиженки готово появиться зеркальное отражение Военторга, столь же дрянная и циничная надстройка на доме Волконских. Отбойные молотки громят стены, помнящие французское нашествие и помянутые Толстым в "Войне и мире". Десять лет назад, когда рядом готовился снос старого военного магазина, многие авторитетные архитекторы и деятели культуры подписали письмо протеста. Их не услышали, Лужков шел на принцип: будут знать, чьи в лесу шишки. Сегодня в защиту дома Волконского выступили десятки знаменитостей, включая даже Кобзона, Глазунова и Макаревича. Кажется, что городское руководство вполне могло найти компромисс, предложить надстройщику измордовать какой-нибудь другой, менее приметный дом в центре, без столь громкого скандала. Но нет, надстройщик снова прет на принцип, отстаивает старое право быть главнее города. И снова трещат не только стены старой Москвы, но и надежды на ее возможное будущее.

Вы там, по другую сторону строительного забора, что же, Кобзона не цените? Вы о мгновениях, может быть, свысока думаете? Так нельзя. Наступит время, сами поймете, наверное: вам позор да бесславие, а Москва пребудет вовеки. Авось дождется когда-нибудь лучшей доли, отряхнет этажи ваших гнусных мансард, будет медленно и трудно вспоминать собственное лицо и голос. Авось дождется. У дома Волконского круглые сутки дежурит, пытаясь противостоять разрушению, другая молодежь, которая верит в то, что завтра еще не проиграно.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.