В канун нынешнего саммита "двадцатки" все разговоры были о сирийском кризисе. Но, во-первых, сирийский кризис начался после того, как стартовал мировой экономический кризис. А во-вторых, сейчас только и разговоров, что у России все хорошо, достаточно почитать Financial Times. Мол, сейчас пойдет сланцевая нефть и сланцевый газ, уже не только из Америки, но и с Украины, и вообще все изменится. В этой связи в канун саммита "двадцатки" мы думали, какую бы страну-участницу поместить в фокус нашего внимания, и сейчас отправимся в действительно экзотическое место, окажемся в известной степени не только за морем, но и вверх ногами – в Аргентине.
Эту новую Аргентину и возведенный в её столице Буэнос-Айресе новый престижный район Пуэрто-Мадеро мы выделяем не только потому, что Аргентина начинается на "А", так что по любому алфавиту в "Большой двадцатке" она — первая. Дело и в том, что первой из числа развивающихся стран "двадцатки" она многое попробовала.
Те, кому больше хотя бы лет 30, должны помнить, как в середине 90-х в Москве с большой помпой принимали аргентинского министра Доминго Кавалло. Это был самый модный тогда в мире монетарист. Помните, он еще предлагал идею "валютного коридора"? Справедливости ради: вот эти модные небоскребы — прямое следствие его политики в Аргентине. И все бы ничего, если бы не два "но". Во-первых, взгляните на оставленные здесь портовые краны. Теперь это — красивая декорация: былой разнообразный экспортный поток иссяк. Во-вторых, такой же тенью стали и брошенные в полях вокруг столицы железнодорожные депо. Всё это — следствие бездумной приватизации 90-х и, как казалось тогда, уже безвозвратного крушения аргентинской промышленности.
Все еще есть, конечно, и другой Буэнос-Айрес: не без нарциссизма, вальяжный, такой буржуазно-европейский и теперь, к счастью, безвизовый и для России. Но и к этому Буэнос-Айресу за эти годы подобрались так называемые "виллы несчастий": жуткие районы, где ютятся не только гастарбайтеры из Парагвая или Гондураса, но и самые что ни на есть коренные аргентинцы-граждане когда-то самой богатой страны Южной Америки, которая еще недавно по многим показателям качества жизни опережала и соседей, и даже Европу.
Из той эпохи остался "Розовый дом" — президентский дворец. Вот он — балкон, с которого выступала Эвита. А сейчас мы увидим и "первую леди" XXI века. Теперь Кристина Фернандес де Киршнер и сама президент. Но в ходе недавней телевизионной "прямой линии" она открыла не только новое социальное жилье, но и нечто такое, что даже самым социально ориентированным политикам в России обычно очень не нравится.
Итак, сегодня и в российском телеэфире мы показываем аргентинскую сланцевую нефть. Первый бочонок заполнен в провинции Неукен в аргентинской Патагонии под аплодисменты госпожи президента и всего аргентинского истеблишмента: и пропрезидентского, и оппозиционного. Можно сказать, что это новая аргентинская национальная идея. Но на площади Сан-Мартин неподалеку от президентского дворца встречаемся и с одним из самых активных противников этого проекта.
"В процессе добычи используется отравляющие и канцерогенные химикаты, которые могут проникнуть в грунтовые воды и разрушить здоровье тех, кто живет в районе добычи", — рассказывает Фермин Кооп, создатель сети экологической информации Claves 21.
На этой съемке с вертолета видны те самые месторождения в Патагонии. Сначала аргентинская государственная нефтяная компания Yacimientos Petroliferos Fiscales предоставила нам именно такую, дистанцированную съемку. Но вот уже мы получили разрешение, и представитель компании, Марина Андерсон, везет нас по просторам Патагонии.
"Мы едем туда, где добыча представляется все более и более осуществимой технически. А там, глядишь, — и коммерчески", — отметила Марина Андерсон, специалист по связям с правительством и прессой аргентинской нефтяной госкомпании YPF.
За окном мелькают пейзажи из романа Жюля Верна "Дети капитана Гранта": ведь действие в Патагонии там развивалось примерно в этих местах. По обочинам разместились указатели на места, где раскапывают скелеты динозавров. А по площадке, где все готово к началу добычи сланцевой нефти теперь уже и на новом месте (и где, в отличие от обычных месторождений расставлены десятки резервуаров с водой и тянется в разы больше труб) нас водит старший менеджер Пабло Касануэва.
-Очень важно подчеркнуть разницу между сланцевыми месторождениями, которые есть в США, и теми, что обустраиваем мы. Американцы извлекают сланцевую нефть с намного меньших глубин, — пояснил Пабло Касануэва, менеджер аргентинской нефтяной госкомпании YPF в провинции Неукен.
- В абсолютных цифрах это сколько?
- Ну, где-то 1200-1500 футов.
- Это там?
- Да. К тому же, в США скважины — горизонтальные. А у нас глубина примерно 10-11 тысяч футов. В результате гидроразрыва пластов, химикаты, которые мы используем, конечно, поднимаются к поверхности. Но не настолько, чтобы задеть грунтовые воды.
А еще аргентинские нефтяники предложили нам даже понюхать и чуть ли не попробовать на язык те самые химикаты. Пусть даже наш вопрос о концентрации таких веществ в грунтовых водах они назвали "вопросом с подвохом". В целом же можно сказать, что, в отличие, например, от Украины и даже США, Аргентине повезло. Командированные нефтяники тащат баки для питьевой воды: места эти засушливые. Но Жюль Верн был прав, устроив для своих героев здесь и наводнение. На почве видны следы недавней такой беды, рядом — полноводная река Неукен. То есть, как опять же нигде в мире, в этом конкретном районе Аргентины добыча сланцевых нефти и газа, которая требует много больше, чем обычно, воды, здесь осуществима.
Более того: аргентинские нефтяники даже отвезли нас в близлежащее винодельческое хозяйство. Там виноделы нам устроили дегустацию и, как показалось, искренне сказали, что не понимают, о чем мы говорим, когда расспрашиваем о попадании химикатов в грунтовые воды, а, значит, возможно, в лозу и вино. Но, кстати, в главной и густонаселенной аргентинской винодельческой провинции Мендоса, месторождения сланцевых нефти и газа почему-то осваивать не спешат.
Вот вам опять Буэнос-Айрес и улица Флорида. Сколько в свое время было стонов, когда вследствии неолиберальных реформ 90-х на этой главной торговой улице страны, которая считалась главной житницей планеты, появился "Макдоналдс". Но теперь и "Макдоналдс" остался, но и местные магазины вновь заполнила местная продукция. Растет промышленное производство — растет энергопотребление. Оттого мы задали еще один вопрос Фермину Коопу, создателю сети экологической информации Claves21.
- Тебя как аргентинца не смущает, что, выступая против сланца, ты выступаешь вообще-то против энергетической самодостаточности твой страны?
- Я против такой самодостаточности, которая основана исключительно на углеводородах, которые рано или поздно все равно закончатся. Я считаю, что нам надо провести серьезные дебаты о том, чтобы развивать энергетику, основанную на возобновляемых источниках: на солнце, на гидро-электростанциях, на биотопливе.
В завершение этого репортажа из Аргентины, где сейчас наступает не осень, а весна, мы расскажем о еще одном экзотическом проекте в еще одном уголке этой страны. В отличие от пустынной провинции Неукен, провинция Буэнос-Айрес в это время года очень ветреная, но зеленая: начинает всходить пшеница. Но ведь и с аргентинской пшеницей все не так просто. Еще первый русский царский посланник в Аргентине, господин Ионин, отмечал, что в этих вопросах мы с Аргентиной не союзники, а конкуренты. Конечно, был момент, когда Продовольственная программа КПСС была сорвана, и Советский Союз покупал здесь пшеницу. Но те времена прошли. Теперь и россияне, и аргентинцы — ее экспортеры. Впрочем, в расположенных по краям пшеничных полей аргентинских научно-исследовательских институтах сейчас и изучают совсем другую зерновую культуру. Какую? А вот давайте посмотрим.
В штаб-квартиру и НИИ крупнейшей в Аргентине и в общем рынке МЕРКОСУР агро-компании "Гробо" нас ведет ее владелец по имени Густаво. Его фамилия во всех смыслах своеобразная: Гробокопатель. Как и многие аргентинцы, он потомок иммигрантов из бывшей Российской империи. Но дело не в фамилии. В лабораториях фирмы "Гробо" главное внимание сейчас сосредоточено не на пшенице, а на сое. И я не случайно нюхал этот новый ингредиент новомодной аргентинской экономики. Дело в том, что вся аргентинская соя теперь генетически модифицированная. Выращивается она такая, в том числе, в расчете на то, что станет основой для производства нового, альтернативного нефти и газу, биотоплива. Но так как обычной сои не осталось, такая же – генетически модифицированная – идет теперь и в продукты. И хотя в интервью нам господин Гробокопатель уверял, что никакой опасности нет, в Евросоюзе и в России такая еда маркируется как нечто не до конца понятное.
Иными словами: естественно, пожелаем встреченным нами аргентинским инвесторам-экспериментаторам всяческих успехов. Но мне лично с обычными русскими нефтью и газом как-то понятнее. А эксперименты пусть, конечно, продолжаются. Посмотрим еще, что из них выйдет. Пока вопросов много.
