Россия — это Европа или Азия? Конечно, с одной стороны, Европа мы очень другая — славяно-финно-угорско-черкесско-тюркская. С другой стороны, языки, на которых в Европе говорят баски или греки, как будто с Луны — ни одного родственного. Но принадлежность басков и греков к Европе неоспорима. Чем мы хуже? Наша массовая бытовая культура далековата от люксембургской. Во-первых, даже самые закоренелые российские "почвенники", которым Европа вроде как не указ, делают все-таки "евроремонт". Во-вторых, после такого, как в Волгограде, у нас радуются только где-то в лесах, куда уходят от нашей, может, и квази, но все-таки европейской жизни. Конечно, на это можно возразить, что, мол, с географией не поспоришь, что Россия — страна евро-тихоокеанская. А, скажем, китайцы сейчас такие успешные, что, может, все-таки и нам — в азиаты, особенно на фоне кризиса в еврозоне?
Действительно, в чем китайская модель лучше? Конечно, поездка "Вестей в субботу" туда была короткой, но зато с премьер-министром с Дмитрием Медведевым. За компанию с такими гостями видишь больше.
Еще недавно развитой Китай был только в Гонконге, который был не КНР, а британской колонией. Его последний губернатор-европеец Крис Паттен написал потом книгу, что первичным для экономического успеха был именно либеральный политический режим. Строго говоря, в первые сто лет колониальной администрации ее либерализм преувеличивать не стоило. Но капиталистический Гонконг действительно разительно отличался от коммунистического "большого" Китая во главе с Великим кормчим Мао Цзэдуном, особенно времен "культурной революции": с ее избиениями кадров, карточной системой на все и изобилием только красных книжиц. Однако теперь и в народном Китае — загляденье. Главный символ страны — Шанхай. В КНР — небывалый экономический успех при сохранении жесткой политической системы.
Пробиться на этот рынок — большой успех. Во время переговоров китайского премьера и Дмитрия Медведева за спиной российского премьер-министра вместе можно было видеть Игоря Сечина, Алексея Миллера и много еще кого, кого иной раз связывают непростые корпоративные отношения. Но здесь все — вместе.
Однако есть и другой Китай. Даже телекамера отражает жуткий смог в кажущемся угрюмом Пекине. По сравнению с атмосферой китайских городов, даже московская экология — это почти, как на Женевском озере. Что касается других аспектов качества жизни, то в народном Китае и медицина, и высшее образование платные.
Интересно было побывать и на родине китайского премьера — в городе Хэфэй. В частности, посмотреть, какая жизнь пока еще продолжается под небоскребами. Китаю еще наверстывать и наверстывать. А вчерашнее крестьянское общество фантастически трудолюбиво, но переживает сейчас то, что в СССР описал уже не Шолохов, а Шукшин. Иными словами, эта азиатская модель пока еще и сама в пути.
Конечно, у китайцев всегда есть возможность почерпнуть мудрости в своей бездонной истории. Например, до интервью с "Вестями в субботу" Дмитрий Медведев осмотрел новый музей, посвященный китайскому чиновнику Х века Бао Гуну — борцу с коррупцией, которого теперь в КНР позиционируют как родоначальника целой политической философии.
- Дмитрий Анатольевич, а вы китайцев не побаиваетесь?
- А что нам их бояться? Это наши соседи. На самом деле у нас даже история во многом совместная, хоть кажется иначе.
- Уж больно большие.
- Конечно, большие. Цивилизация огромная. Но это не только недостаток, но и достоинство. Китай — страна очень разная. В каждой стране есть свои проблемы. Миллиард человек в Китайской Народной Республике живет в деревне. Мы забываем о том, что такие вещи, как, например, высшее образование, медицинская помощь, сколько бы мы ни ругали наше здравоохранение, у нас в стране остаются бесплатными.
- Если рекордный китайский ВВП поделить на этот миллиард с лишним, то пропорции получаются...
- У нас ВВП на душу населения в четыре раза больше, поэтому масштабы развития очень важны. Но не менее важно думать о том, что достается конкретному человеку.
- Я два лета подряд езжу по российскому Дальнему Востоку. В прошлом году из Хабаровска до Ванино доехал.
- Нравится вам?
- Здорово! В этом году проехал треугольник, где КНДР, Китай и Россия стыкуются. Вот что мне там не нравится: мобильная связь исчезает при выезде из Хабаровска, появляется через 450 кажется километров — в Ванино, железная дорога, которая идет к стыку границ по Приморскому краю, украшена барельефами в честь героев Хасанских событий 1938 года, тогда же она и построена — никакой модернизации. Что нужно сделать для того, чтобы не превратиться в наблюдателя за Китаем, который очень бурно развивается?
- Вы сами прекрасно понимаете — надо деньги вкладывать. У нас денег было немного последние лет двадцать, поэтому и барельефы старые. Но если говорить о сотовой связи, это проблема для нашей страны, как и железная дорога. Мы все-таки самая большая страна в мире, и давайте не будем об этом забывать. Это не только наше конкурентное преимущество, но и набор сложностей. А главный рецепт прост: нужно умно вкладывать деньги в те сферы, которые являются точками роста на Дальнем Востоке. Мы это делаем. Может быть, не так быстро, как хотелось бы.
- То есть на АТЭСе не остановилось? Дальше будет?
- Нет, конечно. Владивосток — это важный в экономическом плане проект и, наверное, отчасти имиджевый, потому что это все-таки АТЭС. Но мы приняли решение, например, о развитии Восточного полигона железных дорог. Это пятьсот с лишним миллиардов рублей, которые будут вложены в ближайшие годы для того, чтобы поднять грузоподъемность всего того, что перевозится по БАМу, Транссибу, причем поднять в полтора раза. А это уже новые доходы, новые возможности.
- Это не отменяется после оптимизации бюджета?
- Не отменяется, несмотря на оптимизацию. Более того, мы все говорим про оптимизацию, про сложности, но я хочу сказать и другое, чтобы об этом все услышали: если у нас события будут развиваться лучше, чем мы рассчитываем, если появятся дополнительные доходы, мы восстановим целый ряд инфраструктурных проектов и вернемся к финансированию ряда программ, которые были отложены.
- Тогда на этом фоне важное уточнение для жителей Дальнего Востока. В ходе последнего наводнения китайцам пришлось сложнее — у них люди погибли. У нас, к счастью, нет. Но это жуткая беда. Опять же на фоне обсуждения бюджета люди слушают эти разговоры и немножко волнуются. Те обещания, которые были даны по реконструкции, компенсациям в этом пострадавшем регионе, будут выполнены? В каких объемах? На что могут реально рассчитывать жители Приамурья?
- Да, вне всякого сомнения, эти расходы будут профинансированы в полном объеме. Сорок миллиардов рублей, которые нужны для того, чтобы построить новое жилье, восстановить школы, больницы, восстановить в целом социальную сферу, — все эти деньги поступят. Мы в любом случае достанем их из бюджета, из резервов и все заплатим. Это также касается компенсаций, которые положены людям. Часть из них они получили за утрату имущества. Часть из них мы будем выдавать. Что я имею в виду? Тем, кто собирается поменять место жительства и поехать, допустим, развивать собственный бизнес в этих сложных территориях, мы заплатим подъемные деньги. Эти деньги можно направить на создание собственного бизнеса и привлечение работников. На каждого работника — по сто тысяч рублей. Мы компенсируем те проблемы, которые возникли в сельском хозяйстве, причем на хорошем уровне — это в пять-шесть раз выше, чем те компенсации, которые мы платим за утрату одной сотки, посевов на территории Европейской части нашей страны, потому что условия на Дальнем Востоке гораздо сложнее. И потом нам нужно просто поднимать этот регион.
- Чтобы люди оставались после всего этого?
- Чтобы люди оставались.
- Кадровые перемены, которые произошли в правительстве и вокруг него в последнее время, с чем связаны? Ведь не только Геннадий Онищенко сменил место работы.
- Мне кажется, это достаточно обычная ситуация: кто-то приходит, кто-то уходит. Геннадий Григорьевич Онищенко долго работал и очень хорошо работал. Он известный человек. Сейчас пришла пора ему потрудиться в другом месте. Он будет работать помощником председателя правительства и заниматься близкими вопросами — следить за качеством законодательства, какие-то отдельные поручения выполнять. Это нормальная ротация. Есть и другие решения.
- Не все ушли по-хорошему?
- Это вопрос оценок. Каждый человек должен иметь мужество в определенной ситуации принять решение в отношении того, работать ему или нет. Это касается и нашего Федерального агентства по обустройству государственной границы.
- Не жалко?
- Необходимо пройти все процедуры. Пусть те, кто находится сейчас в зоне повышенного внимания, докажут свою правоту. Или свою правоту докажут правоохранительные органы. Мне кажется, это нормально. И это, кстати, возвращает нас к вопросу о борьбе с коррупцией. Согласно закону о ротации госслужащих, любой руководитель — и на региональном уровне, и на федеральном — должен подвергаться ротации, то есть он должен менять место работы. Я могу сказать даже по своему опыту: когда ты периодически смотришь на ситуацию из другого угла, это помогает в решении задач. Надеюсь, это создает более свежий взгляд на проблему. Бао Гун был государственный чиновник и одновременно судья, который прославился своей неподкупностью. И это вошло в историю. Видимо, после него таких примеров было не очень много.
- Поэтому и целый музей организовали?
- Поэтому и музей организовали.
- Поэтому у них, видимо, это тоже не очень часто встречается.
- Подозреваю, что эта проблема носит универсальный характер.
- Я посоветовался со специалистами по Китаю. По их словам, со стороны кажется, что Китай ведет последовательную антикоррупционную кампанию. В действительности во всех этих делах много политики. И у них есть публичные казни, например, коррупционеров. Думаю, что большому количеству людей в России понравилась бы такая история не только на исторической выставке, которую вы осматривали, но и в жизни.
- У меня есть своя точка зрения на эту тему. Если говорить об эффективности антикоррупционных мер, то их нужно проверять не на теме жесткости и репрессий (хотя иногда это помогает, я не спорю) а на другом — на том, каков общий правопорядок. У китайцев есть свой опыт. Он, наверное, интересен. Этот опыт носит, безусловно, национальный характер. Вы упомянули такую резонансную тему, как публичные казни. Я специально посмотрел — ни один этот приговор не был приведен в исполнение.
- А все всё равно сидят, тем не менее.
- В основном это означает, что присуждается смертная казнь, которая потом заменяется отсрочкой исполнения приговора. В конечном счете это превращается или в пожизненное заключение, или даже в срочное лишение свободы. Вопрос в том, что не боятся. И это — тема отдельного разговора.
- А когда переквалификация в жертв мошенничества происходит?
- Что вы имеете в виду?
- Сейчас весь Интернет этим "забит". Вы же наверняка заглядывали? Например, дело Васильевой и Сердюкова переквалифицировали в мошенничество.
- Я не буду оценивать отдельные дела, потому что всегда придерживаюсь позиции, что нужно, чтобы дело было доведено до конца. Это дело следствия. И либо мы доверяем следствию, суду, либо мы любой приговор ставим под сомнение. Мне кажется, для того, чтобы создать современное правовое государство, сильную судебную систему, мы не должны на каждый приговор улюлюкать и кричать, что все куплены. Это не правосудное решение. На следователей надавили, адвокаты кому-то деньги заплатили — так можно попытаться "разболтать" любой приговор. Мы должны научиться воспринимать правильно решения суда и считать, что эти решение, вступившие в законную силу, приобрели силу закона.
- Это мы о какой-то другой России говорим.
- Иначе мы никогда не добьемся того, чего хотим. Мы никогда не сделаем нашу страну современной, правовой и развитой.
- Китайцы, с одной стороны, одними из первых отправили корабль по Северному морскому пути. Честь им и хвала. С другой стороны, китайцы вместе с Казахстаном построили дорогу железную в параллель Транссибу. С одной стороны, на первых полосах китайских газет — контракт с "Роснефтью", поставки нефти. Китай стал крупнейшим потребителем углеводородов за последний месяц, опередив США. С другой стороны, здорово развивается китайская промышленность. Не окажемся ли мы вскоре поставщиками исключительно нефти и газа в КНР? Что вам удалось за эти два дня обсудить с китайскими партнерами, чтобы этого все-таки не случилось?
- Считаю, что нам нужно обратить внимание на высокотехнологичное сотрудничество с Китаем и заниматься совместными проектами в этой сфере. Вы упомянули контракты, которые подписала "Роснефть". Там не только увеличение объемов поставки, измеряемое десятками миллиардов долларов, — там и создание нового НПЗ в Тяньцзине. И эти технологии в значительной мере наши. И это хорошо. Значит, и они будут работать, и мы будем. Я считаю, что когда мы говорим об энергетике, нельзя сразу утверждать, что это просто поставки сырья. Это нам не нужно. Все может быть высокотехнологичным, если к этому прикладывать голову. И энергетика может быть высокотехнологичной. А разве ядерная энергетика — это не высокие технологии? Мы здесь строим Тяньваньскую АЭС. Мы построили уж две очереди. Сейчас еще две очереди будем строить и дальше будем биться за контракты. Но это высшие технологии. Самые сложные. Я думаю, что Китай для нас — это очень важный, надежный и стратегический партнер. Это огромный рынок для работы и, конечно, крупнейшая экономика.
