В Грузии состоялись президентские выборы. Формально — шестые по счету, но на самом деле — всего лишь вторые, после перевыборов Эдуарда Шеварднадзе в 2000-м, состоявшиеся в положенный по конституции срок. Все остальные президентские выборы в Грузии были или внеочередными или чрезвычайными, проходившими в постреволюционной обстановке.
Да, Михаил Саакашвили, несмотря на все его странности и недостатки, первый президент Грузии, покидающий свой пост не в результате переворота, а в соответствии с действующей конституцией. Однако и здесь не всё в полном порядке: согласно вступающим в силу конституционным поправкам, избранный на этих выборах президент Грузии будет, в общем, декоративной фигурой.
Вся полнота власти отходит к правительству и парламенту. Быть может, именно поэтому за лидера нынешней президентской кампании Георгия Маргвелашвили проголосовали всего 829 с половиной тысячи человек из четырех с лишним миллионов граждан страны. Потому что интрига этих выборах вовсе не в том, кто будет следующем президентом страны. Интрига этих выборов в том, что после них будет с Михаилом Саакашвили.
Интересно понять: почему в этой маленькой закавказской стране кипят такие внутриполитические страсти? Почему ее микроскопические политические элиты никак не могут договориться между собой? Вполне возможно, что ответ кроется в историческом самоощущении грузинской нации.
Еще со времен падения Константинополя христианская Грузия постоянно ощущала себя страной, находящейся во враждебном окружении. А постоянное нахождение во враждебном окружении, как известно, порождает большую нервозность. Есть другой, более яркий пример подобной страны — это Израиль. И там, как известно, тоже довольно бурная политическая жизнь.
Впрочем, внимательный человек с ходу назовет еще две страны — Куба и Северная Корея. Там пока всё спокойно в силу недемократического устройства режима, однако важно понимать, что этот ряд стран вовсе не однороден. И если Куба и Израиль действительно находятся во враждебном окружении, то Грузия и Северная Корея именно что ощущают себя во враждебном окружении, которое на самом деле таковым не является.
Россия не более враждебна Грузии, чем во времена Георгиевского трактата или манифестов Павла и Александра о присоединении. Россия заинтересована в Грузии из геополитических соображений, а Грузия заинтересована в России, потому что Россия рядом, она большая и православная, и с ней существует многовековая история отношений.
И все же грузинские политические элиты продолжают нагнетать мобилизационные настроения. С технологической точки зрения их довольно просто понять: в условиях враждебного окружения существенно проще объяснять внутренние противоречия и экономические проблемы. В таком же подходе, кстати, довольно часто обвиняют Россию, совершенно забывая при этом, что России любое враждебное окружение — как слону дробина. Эстония нам, что ли, враждебное окружение? Смешно говорить.
А вот маленькой Грузии — не смешно. И именно поэтому они уверены в том, что это Россия отняла у них Южную Осетию и Абхазию, а вовсе не сама Грузия сделала всё для того, чтобы Южная Осетия и Абхазия бежали от Грузии как от огня. Именно поэтому они до сих пор чтят сумасшедшего ультранационалиста Звиада Гамсахурдия. И именно поэтому они никак не могут стабилизировать свою политическую систему — какая система, когда каждый день, каждый час заняты размышлениями о потенциальной войне!
Всё это, разумеется, образуется. Лучшее лекарство от истерии — спокойные годы. Время излечит. Между нашими странами снова исчезнут границы. Грузинские артисты снова будут собирать в Москве полные залы. А поездка в гостеприимный и вкусный Тбилиси перестанет считаться среди российской уличной оппозиции фрондерством и подвигом.
Нынешние президентские выборы — важный шаг на этом пути. Именно потому, что эти выборы — очередные. Хотя, признаюсь, новая грузинская конституционная конструкция, предполагающая умение договариваться и находить компромиссы, для меня лично выглядит немного сомнительно. Уж больно эмоциональные люди. Драться в парламенте будут.
Впрочем, наиболее интересно, повторюсь, вовсе не это. А то, что же теперь будет с Саакашвили. Хотя это, разумеется, — внутреннее грузинское дело.
