В конце декабря главы государств традиционно подводят итоги уходящего года. Президент США Барак Обама дал развернутое интервью компании NPR, в котором рассказал о главных событиях уходящего года и о том, какие приоритеты он видит на оставшиеся два года своего президентского срока. Далее мы даем возможность читателям ознакомиться с прямой речью американского президента.
О Путине
За эти шесть лет я научился такой вещи, как стратегическое терпение. Еще три месяца назад в Вашингтоне все были уверены, что президент Путин – гений, что он обошел нас всех, запугал и выстроил стратегию расширения российского влияния. Тогда я говорил, что мы не хотим войны с Россией, но мы готовы применить давление, работая с нашими европейскими партнерами, стать костяком международной коалиции, противостоящей российским нарушениям суверенитета другой страны. И тогда, спустя некоторое время, это станет стратегической ошибкой России.
И сейчас я оказался прав — по крайней мере, за пределами России люди понимают, что Путин был не так-то умен. Если помните, их экономика уже сокращалась, а капитал утекал еще до того, как начали падать цены на энергоресурсы. Мы понимали, что единственным, что держит их экономику на плаву, была цена на нефть. Целью наших санкций было сделать их экономику еще более уязвимой, чтобы они столкнулись с огромными трудностями в случае неизбежного падения цен.
В таких ситуациях, как украинская, нам нужно быть конкурентоспособными с Россией, но при этом нам нужно быть уверенными, что с нашим финансовым балансом все в порядке, нам нужно знать, что делать, чтобы развивать свою производственную базу. Наше главное преимущество над Россией – это то, что у нас есть развивающаяся экономика, а у них – нет. Они полагаются на нефть, мы полагаемся на нефть, i’Pad’ы и фильмы, и вы их знаете.
О вспышке Эболы
Эбола. Был момент, примерно шесть недель назад, когда люди были абсолютно уверены, что эту проблему решить нельзя. Благодаря американскому лидерству, у нас больше нет случаев заболевания Эболой в нашей стране, а если будут, то мы к этому готовы. Мы руководим международными усилиями по борьбе с этой болезнью – предоставляем медиков, ресурсы, оборудования, медикаменты – все это идет в бедные страны. Фактически под нашим руководством сейчас полностью перестраивается их медицинская инфраструктура.
Это не происходит за неделю, не происходит за две, и даже за четыре недели. Но мы готовы к этому, мы сосредоточены на решении этой проблемы, и мы знаем, что от нас требуется, как знаем и цену нашего участия, которую нужно заплатить, чтобы наши действия увенчались успехом.
Об "Исламском государстве"
Когда разговор заходит об "Исламском государстве ", то вопрос стоит так: потратить еще триллион долларов на еще одну большую оккупационную операцию , которая может и не принести желаемого результата, или потратить этот миллиард на реконструкцию наших школ, дорог, на развитие науки и исследований здесь, в Соединенных Штатах, что является рецептом долгосрочного успеха и безопасности. И история научила нас тому, что если мы делаем за других то, что они должны сделать сами – например, берем и посылаем морских пехотинцев сражаться с "Исламским государством ", а иракцы в этом никак не участвуют, такой успех долговременным не будет.
О разнице между Ираном и Кубой
Куба – это тот случай, когда мы на протяжении 50 лет пытались делать одно и то же, и это не приводило ни к каким результатам. И конечно, речь шла о сравнительно небольшой стране, которая не представляла никакой значительной угрозы для нас или наших союзников.
Иран – большая и сложная страна, которая является одним из мировых лидеров по спонсированию терроризма, которая, как мы знаем, пыталась разработать ядерное оружие, или по крайней мере, его составляющие. К тому же, риторика Ирана не только антиамериканская – он также регулярно разжигает рознь в отношении Израиля. Да и стратегическое положение у Ирана совершенно иное, нежели чем у Кубы.
Держа все это в голове, мы можем говорить о соглашении, которое будет гарантировать, что Иран не собирается иметь ядерное оружие – и такое соглашение возможно. Если Иран, который уже заявлял, что не планирует разрабатывать ядерное оружие, признает, что это в его собственных интересах, и докажет это миру, то оно будет одобрено, санкции будут сняты, экономика начнет расти, он реинтегрируются в международное сообщество. Если нам удастся сделать этот большой шаг, то я смогу надеяться, что это будет служить базой для восстановления и укрепления двухсторонних отношений.
О поражении на выборах в Конгресс
Разумеется, я расстроен итогами парламентских выборов. Я считаю, что мы поставили рекорд по количеству парламентариев, переизбравшихся в Конгресс и я не думаю, что мы – я и Демократическая партия – действовали так хорошо, как нам стоило бы. В результате мы получили очень низкую явку и плохие результаты.
С другой стороны, теперь у республиканцев есть возможность вставлять мне палки в колеса и тормозить все мои законопроекты. Они оказались на позиции, где им нужно ответственно выполнять свои обязанности, поскольку теперь у них есть значительное большинство в обеих палатах.
Об экономике
Когда я стал президентом шесть лет назад, мне пришлось иметь дело с самым тяжелым финансовым кризисом со времен Великой Депрессии. Кроме того, мы столкнулись с сильнейшей международной турбулентностью за долгие годы.
Сейчас я по-прежнему занимаю президентский пост в стране с достаточно сильным экономическим ростом, со снизившимся дефицитом, с заметным ростом количества рабочих мест и экономики, с зарплатами, которые, наконец, начали расти, с низкой инфляцией и высоким уровнем энергообеспеченности. И теперь у меня, наконец, есть возможность сконцентрироваться на долгосрочных проектах, включая те, что сулят нам всем рост и процветание.
О реформе здравоохранения
По моему убеждению, реформа здравоохранения является одной из важнейших реформ для будущего нашей страны – большое дело со значительной политической ценой, но которое, как мы видим, оправдывает себя. Не только потому, что десять миллионов человек получили доступ к медицинским услугам после рыночных изменений, которые мы запустили, и не только потому, что миллионы людей получили возможность застраховать свою жизнь в тех штатах, которые одобрили программу Medicaid. Мы также увидели, что цена на медицинские услуги снизилась до минимального уровня за последние 50 лет, что стало одним из факторов, благодаря которым наш дефицит сократился на две трети.
О расовой вражде
На самом деле я не думаю, что с каждым днем проблема межрасового взаимодействия становится менее острой. Но я считаю, что то, в каком виде она проявляется, говорит о здоровом состоянии общества. Вряд ли недоверие между полицией и расовыми сообществами является такой уж новой – ей много лет. Просто говорили о ней не так много по множеству разных причин. То, что сейчас у всех есть мобильные телефоны, на которые можно записать какое-то происшествие, и потом привлечь к нему внимание — это, по-моему, хорошо. Дальше все зависит только от нашей способности решать эти проблемы.
Понятно, что опросы общественного мнения могут говорить об ухудшении межрасовых отношений – когда по новостям все время показывают Фергюсон или обсуждают дело Эрика Гарнера в Нью-Йорке, это привлекает внимание. Но я вас уверяю, вряд ли кто-то из членов афро-американских или латинских сообществ, которые имеют с этим дело всю свою жизнь, скажут, что сейчас им стало тяжелее, чем 10, 20 или 30 лет назад.
Об иммиграции
Если на ваш взгляд иммигранты являются фундаментальным злом для страны, что у нас есть возможность немедленно депортировать 11 миллионов человек, невзирая на нарушения и издержки, и что именно так и пристало действовать американцам, я с вами не согласен. Нам нужно проявить реализм и практичность в отношении тех, кто находится здесь нелегально, и лучший способ это сделать – это дать им возможность постепенно легализоваться: платить налоги, проходить проверки и так далее.
Какие именно вопросы об эмиграции вызывают обеспокоенность? Если вопрос в охране границы, то мы тратим на нее больше ресурсов, больше денег, и задействуем больше пограничников, чем за последние 30-40 лет. Если проблема в проникновении в страну нелегальных рабочих, то сейчас этот показатель – самый низкий с 1970-х годов. Поэтому мне непонятно, что является причиной обеспокоенности кроме мнения тех, кто считает, что эти ребята просто не должны быть здесь.
