Нижняя палата переизбрала Владимира Лукина на должность уполномоченного по правам человека на второй срок. Его кандидатура была внесена на голосование президентом. В присутствии депутатов Лукин, который занимает эту должность с 2004 года, повторно принял присягу.
В интервью телеканалу "Вести" Лукин сообщил, что в ближайшее время будет завершен ежегодный доклад о состоянии прав человека России, который представят на суд общественности. Доклад, по словам Лукина, во-первых, "говорит о том, что мы сделали за год, и, во-вторых, подводит некоторые итоги пятилетнего срока".
- Как бы Вы оценили свою правозащитную деятельность за прошедшие годы, что удалось и что нет?
- Уполномоченный имеет возможности довольно ограниченные. Он же не имеет своего ОМОНа, своего следственного аппарата, своих каких-то сил принуждения, и вряд ли должен иметь. Он должен своим авторитетом обратить внимание власти еще до судебных процедур на то, что права или свободы каких-то граждан нарушены – тех граждан, которые обратились к уполномоченному с просьбой, и должен попросить власти без всякого суда, а просто на основании того, что, возможно, они допустили оплошность, ошибку, исправить эту ошибку. Мы действуем, я бы так сказал, не более и не менее эффективно, чем ряд других уполномоченных, а институт уполномоченных существует более чем в ста странах. Примерно в 8-10% случаев нам удается убедить власти в том, что они должны изменить свою позицию по данному конкретному случаю. Это немало, потому что мы получаем в день примерно от 200 до 300 жалоб. Это конкретные дела конкретных граждан. Иногда одного, иногда неопределенно большего числа граждан. Другие ситуации нам удаются не так хорошо, как нам хотелось бы. Например, в соответствии с законом мы можем проводить парламентские расследования по особо важным или особо грубым нарушениям прав граждан. У нас были на этот счет предложения, которые пока не были востребованы Госдумой и парламентом, но мы самым серьезным образом намерены вернуться к этой теме, потому что эта тема является темой, прописанной в законе.
- Владимир Петрович, а какие главные проблемы сейчас возникают с правами человека в России в связи с финансовым кризисом?
-В основном эта тема, конечно же, связанная со всеми социальными аспектами. Растет безработица. В нашей стране, как известно, существует законодательство, которое не гарантирует гражданам автоматически рабочее место, но гарантирует что: либо государство будет стремиться к тому, чтобы гражданин работал, либо оно на предмет его вынужденной безработицы предоставит ему определенные возможности для того, чтобы он просто нормально по-человечески существовал в это время. Но, все же жалобы растут, увеличиваются. И мы стараемся с ними работать, и государство убеждать в том, что, например, когда возникает ситуация, при которой предприятие перестает работать или входит в стадию банкротства, первая задача состоит в том, чтобы гражданам заплатить все средства, которые необходимы по закону, а потому уже рассчитываться со всем остальным – с дольщиками, акционерами и так далее.
- Каким образом кризис коснулся деятельности самого аппарата уполномоченного по правам человека в России?
- Коснулся и сильно. Сейчас у нас ситуация, при которой нам, как и всем работникам государственного аппарата, уже дважды сокращали финансирование. И если учесть, что по зарплатам это защищенная статья, и мы не можем сокращать зарплаты или увольнять людей, как и все остальные предприятия, то у нас очень существенно сократились возможности работы. Потому что наша работа – это командировка на место. Это выяснение обстановки – как реально происходит. В этом есть проблема. Потому что, чтобы эффективно работать, мы должны, прежде всего, быть в контакте с людьми.
- В последние месяцы в судах было рассмотрено много дел, связанных с преступлениями сотрудников правоохранительных органов. Можно ли сказать, что государство наконец-то взялось за наведение порядка среди тех, кто должен закон охранять?
- Некоторые симптомы, как Вы сами сказали, есть. Но, к сожалению, за долгие годы бесконтрольности и создания, я бы сказал, микроидеологии вседозволенности начальства, в том числе и правоохранительного, ситуация так сильно деформировалась, что одной кампанией не решишь. Я боюсь, что это будет кампания, а не реальное качество работы на долгие годы.
- В стране постепенно идет реформа судебной системы. А какие есть у Вас как правозащитника претензии к нашей судебной системе?
- Я знаю, что наша судебная система отнюдь не изжила традиции телефонного права и коррумпированности. Об этом говорит пресса, конкретные примеры приводятся постоянно. Я думаю, что, безусловно, произошли серьезные изменения в нашей судебной системе за последние годы, потому что все же она стала более похожа хотя бы по форме, по структуре, по своей организации на современную судебную систему. Но меня беспокоят некоторые тенденции – вернуть даже эти реформы несовершенные и незаконченные в обратное состояние. Я, например, не считаю правильным ограничение работы суда присяжных. Сейчас из действия суда присяжных изъяты очень важные статьи, связанные с терроризмом, с государственной изменой и так далее. А почему? Люди, которые обвиняются в таких тяжких преступлениях, должны обладать защитой повышенной, а не пониженной. А мнение общества на этот счет – это именно повышенная защита.
– Вы неоднократно привлекали внимание к тому, что в России слабо соблюдаются права детей и подростков. А есть ли какие-то положительные изменения?
- Постепенное внедрение, хотя и очень медленное, ювенальной юстиции – это правильная мера и важная мера. Недавно в Вологде был президиум Госсовета, там однозначно все говорили, включая президента, о том, что эту меру надо продвигать и внедрять. Но это все делается очень медленно. И проблема состоит в том, что, конечно, нынешний кризис, он никак не способствует тому, чтобы люди больше внимания уделяли детям, больше внимания уделяли получения ими и начального, и детсадовского, и потому более серьезного образования. И, если хотите, ведь усыновление – это тоже серьезная финансовая проблема. Сколько ни говори, что только по сердцу можно усыновлять – хотя это правда – но сердце-то сердцем, но если ты усыновишь, а через неделю нельзя будет ни есть ни пить ни тебе, ни ребенку – это серьезное дело. Так что надо больше стимулировать эту проблему.
- Еще один вопрос. Недавно произошло убийство адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой, скажите, пожалуйста, а как Вы считаете, в связи с чем участились нападения на правозащитников России?
- В последнее время повысился уровень нетерпимости в обществе. Не знаю, почему. Может быть, сказался кризис, может быть, сказались какие-то другие вещи, но я замечаю, что люди относятся друг к другу очень нетерпимо. Очень нервозно. Я бы сказал, с повышенной раздражительностью. Сказать, что время такое, значит, ничего не сказать. Но все же, наверное, это время такое и надо его анализировать. А это значит, что если тебе что-то не понравилось, то сразу чешутся кулаки, как минимум, а то и больше. И посмотрите, и наша оппозиция, если она уж чем-то недовольна, а она недовольна последними словами, я бы сказал.
- Вы как правозащитник какой диагноз ставите нашему обществу?
- Наше общество я бы охарактеризовал как общество нездоровое. Как общество, находящееся в состоянии тяжелого и мучительного перехода из состояния полной пассивности и полного бесправия, полного "дирижизма" к состоянию большей самостоятельности, большей активности. Разумеется, тот уровень свобод и гражданских прав, которые сейчас существуют, значительно выше, чем это было30-40 лет назад. Потому что в своем быту мы можем действовать довольно автономно и активно, говорить друг с другом то, что мы хотим говорить, ехать внутри страны или за границу, куда мы хотим. Это не надо отрицать, это не надо недооценивать. Это произошло за последние десятилетия.
