Искусственная ссора между Ираном и Саудовской Аравией может опалить и другие страны региона, например, Ливан — относительно небольшую страну, где пока мирно сосуществуют шииты, сунниты и христиане.
Призыв муэдзина, летящий над куполами соборов, минареты в отражении церковных витражей, крест в одном небе с полумесяцем — так уже которую сотню лет. И все это время клочок земли, приютивший два десятка конфессий, балансирует на грани мира и войны, в пропасть которой то и дело сваливается. Но всегда выкарабкивается, снова и снова латая лоскутное одеяло страны шиитов и суннитов, маронитов и католиков, алавитов и друзов.
"Что бы ни говорили, мы — один народ, соседи и родственники. Мы не спрашиваем, какому Богу кто молится. Если было бы иначе, разве стояла бы церковь стена к стене с мечетью?" — говорит Мухаммед Мерайя, житель Триполи.
Мухаммед держит лавку в центре столицы ливанских суннитов Триполи, через дорогу от улочки, где крест православного храма едва не касается минарета. Идиллия для открыток с видами древнего финикийского города, но туристов здесь теперь днем с огнем не сыскать — до сирийской границы полчаса езды. Близкий сосед оказался слишком близко.
"Их война сломала все у нас. Я несколько дней ни метра ткани не могу продать. Люди боятся тратить деньги — вдруг придется бежать", — признается Мухаммед.
Если не бежать, то прятаться. Так уже было, когда в Сирии прозвучали первые взрывы, Триполи отозвался автоматными очередями. Тогда через узкую улицу летели гранаты из подствольников, пули и даже снаряды. Сосед соседа старался убить за веру, о которой еще вчера не спрашивал.
Мимо минарета, исписанного осколками, по старым улочкам алавитскго квартала Омар идет в квартиру, где пересидел с супругой те недели боев, когда в день по обе стороны дороги гибли десятками. Лена тогда впервые за 14 лет с тех пор, что переехали в Ливан из Крыма, собрала вещи, чтобы бежать. Тревожный чемоданчик под рукой и сейчас — на всякий случай.
Такие семьи, где жена в воскресенье — в церковь, муж в пятницу — в мечеть, и есть Ливан — страна уникальной системы управления, где президентом может быть только христианин-моронит, спикером парламента — шиит, а премьером — суннит. Когда-нибудь им, вероятно, будет один из самых молодых министров — Фэйсал Карами. Фамилия подходящая. Предок — Абдул Хамид формировал первое после ухода французов правительство. В премьерах побывали и дядя, и отец, чьи портреты в кадре — обязательное условие интервью.
"Люди остановились, когда поняли, что это течение несет их к гражданской войне. Но сейчас у нас новая проблема — беженцы. Из Сирии их приехало уже полтора миллиона, а население Ливана — всего 4,5 миллиона. У нас не хватает воды и электричества и работы на всех. И правительство решило: никто из беженцев сирийцев не получит ливанского гражданства. Они должны знать, что у них есть только дом в Сирии, куда они должны когда-нибудь вернуться. Навсегда они не останутся здесь", — заявил Карами.
Палаточные поселения, которыми усыпаны поля, — это уже настоящие города, где за проволочной оградой есть даже школы и ясли, в том числе и для родившихся здесь детей.
"Берите апельсины дешево" — призывает жителей городка водитель автолавки. Но за кузов цепляются только дети — у их родителей денег на такие излишества нет. Жизнь в доме из старых досок и тента совсем не бесплатна.
"Чтобы прожить, семье в месяц нужно где-то 250 долларов. Покупать воду, продукты... Мы платим еще и за аренду земли", — рассказывают беженцы. Кому они платят за кусок земли, на которой им разрешили построить жилище, не говорят. Гуманитарной помощи у городков не видно. Власти не замечают их принципиально — это позиция: мы вас не гоним, но не ждите, что признаем и возьмем на учет.
Понять ливанские власти можно. Полтора, а может, и два миллиона беженцев — прямая угроза. Дать им гражданские права — значит, позволить растворить небольшое население страны. А так без регистрации, а значит, и пособий, глядишь, уедут. Но это вряд ли. Стук молотков над городками звучит беспрестанно — обустраиваются новые поселенцы.
Когда-то в Ливан бежали палестинцы. Потом была вторая волна — из Ирака. Новые беженцы бросили свои дома под сирийским Алеппо. Их не остановили ни граница, ни горы.
"Мы перешли горы пешком. Я все оставила там. Я не знаю, что с моим братом. Он не ушел. Говорят, его убили", — рассказывает одна из беженок.
Азиза утварь для своей кухни собирала где придется. Есть и то, что нашлось в мусорных баках. К ним она ходит каждое утро. "Я собираю мусор, чтобы печку топить. У нас есть старая стиральная машина, но она не работает, поэтому на плите греем воду. Все, что есть, выпрашиваем в городе, нам продают старое и не нужное", — рассказала она.
Как бы ни надеялись власти, эти миллионы беженцев здесь надолго. Оседают основательно. Как-то подключились к электросетям, иначе зачем телевизоры и спутниковые тарелки? Уже и загоны для скота прямо у палаток. Бараны пасутся на пригорке. Есть даже центральная площадь, где мужчины у пластикового столика просиживают днями — ждут нанимателей для работы в поле за несколько долларов в день, что любви ливанцев не добавляет.
"У нас мало что покупают. Люди без денег. А тут беженцы, которые берутся за любую работу, за мелочь. Их и нанимают. А ливанцу что делать?" — говорят местные жители.
Только этого противостояния Ливану еще не хватало. Он и так — готовое поле бое, где каждая региональная держава найдет союзника. Саудовская Аравия ставит на суннитов, пытаясь затянуть Бейрут в свою коалицию. Иранские стражи революции давно воюют против ИГИЛ (запрещена в РФ)в Сирии плечом к плечу с бойцами ливанской "Хезболлы". Ее боевое крыло потеряло там уже несколько сотен. Но шейх Наим Касим — второй в человек в "Хезболле" — уверен, что не напрасно.
"Мы смогли освободить от радикалов территорию у нашей границы, и они не смогли пробраться внутрь Ливана. Мы уничтожаем их за дверьми своего дома, потому на Ливан эта война не перекинулась. Я думаю, весь мир сейчас удивлен, что мы избежали судьбы Сирии", — отметил Касим.
Для всего мира Ливан — лакомый кусок. Во все времена. Ближневосточная Швейцария, где шейхи залива любили тратить деньги в шикарных ресторанах, на люксовые мировые бренды и в самом большом в регионе казино. Бейрут и сейчас сверкает витринами дорогих магазинов. Его море все так же отражается в окнах пятизвездочных отелей, но до окраин осколки войны уже долетают.
Два смертника взорвались с интервалом в минуту. На месте погибли 40 человек, еще 20 умерли от ранений в больницах.
Шииты Бейрута — те, кто не сомневается и на мгновенье, что "Хезболла" имеет право на войну за пределами Ливана. "Они думают, что мы испугались. Это пусть они боятся, что мы когда-нибудь придем к ним", — говорят они.
"Хезболла" — серьезная сила, но все же не власть, то есть воюет в Сирии, но от имени Ливана. И это позволяет правительству держать нейтралитет, лавируя между Ираном и саудитами. Если качнется в любую сторону, страна распадется в один миг. Она пока на карте именно потому, что 70 лет не позволяет ни одной силе стать доминирующей, не отказываясь ни от одного элемента уникальной мозаики страны.
Московская Патриархия для служб арендует храм Антиохийской Церкви. Прихожан, может, и немного, но и для них в Ливане место нашлось. И это тоже часть конструкции, которая веками шатается, но не падает.
В Бейруте, правда, популярно другое объяснение, почему маленький и слабый Ливан до сих пор не съели: нет того, что стало проклятием соседей, — нефть здесь так и не нашли.
