Пер Энеруд: "Шведы Карлсона не любят"

В рамках Недели шведского кино в Москве показали документальный фильм про Астрид Линдгрен. О том, как Линдгрен чуть не потеряла сына, как защищала детей и животных, какое имя у Карлсона, рассказал сотрудник Посольства Швеции Пер Энеруд.

В рамках Недели шведского кино в Москве показали документальный фильм про Астрид Линдгрен, придумавшую Карлсона, Пеппи Длинныйчулок, бродягу Расмуса и многих других обожаемых во всем мире героев. О том, как Линдгрен чуть не потеряла сына, как защищала детей и животных, какое имя у Карлсона, рассказал сотрудник Посольства Швеции Пер Энеруд.

- У меня два вопроса в одном. Первый: расскажите, пожалуйста, о том, как относятся к Карлсону в Швеции. Потому что первые ассоциации, которые возникают, наверное, у всех, кто слышит фамилию Линдгрен, — это тот самый человечек, живущий на крыше. Кроме того, хотела бы попросить вас сравнить восприятие этого персонажа на родине и у нас, потому что вы — редкий человек, который владеет и шведским, и русским. И можете посмотреть на Карлсона глазами самой Астрид Линдгрен и Лилианны Лунгиной, которая перевела книгу и сделала этот персонаж невероятно популярным в России.

- В первую очередь, конечно, Карлсон не занимает такую, скажем, импозантную позицию в каноне Астрид Линдгрен для шведского обывателя. Для нас самый популярный персонаж Линдгрен — это Эмиль из Лёнеберга, я бы сказал, и Пеппи, естественно. Карлсон — достаточно периферийная фигура среди ее героев. Первый перевод Карлсона на русский, сделанный Лунгиной, – это гениальный труд, но достаточно вольный, далекий от шведского оригинала. Но думаю, даже не в этом суть. А скорее всего, в восприятии этого персонажа. Карлсон – фамилия на шведском языке. Просторечивая фамилия. Так обращаются к кочегарам или батракам. Многие русские дети спрашивают, какая фамилия у Карлсона. А шведский ребенок спрашивает, какое имя у Карлсона.

- А каким был ваш Карлсон? Ваше первое впечатление. Или не Карлсон, или кто-нибудь из других героев Астрид Линдгрен?

- Больше всего, конечно, помню, когда я и мои родители читали "Эмиля". И было очень весело – все время какие-то проделки. И как он борется за свое место. В Швеции все помнят, как Эмиль открывает свой достаточно бедный дом для тех, кто еще беднее, для тех, кто находится в богадельне. Он их домой привозит и кормит. И то, что он делает, вошло в шведскую, политическую терминологию. Вот этот "таберас". Делать все, что можешь. Он никакую социальную несправедливость не истребил. Просто обрадовал и накормил небольшую группу бедных и больных людей. От французского "табл рас", то есть – "пустой стол". Вот старики до такой степени были голодные, что после этого праздника ничего не осталось во всем доме. Все было пусто, стол пуст. "Табл рас".

- В аннотации к привезенному из Швеции фильму, рассказывающему об Астрид Линдгрен, сказано, что зритель впервые увидит писательницу такой, какой ее мало кто знал.

- С одной стороны, она, конечно, как все публичные фигуры, достаточно сильно защищала свое личное пространство. С другой стороны, она особо ничего не скрывала. Все знали в Швеции, что она родила ребенка, когда ей было 18 лет, от своего шефа в газете, который был на 30 лет старше. Все знают, что ей пришлось этого ребенка отдать. Впоследствии она его вернула, после двух-трех лет. Но образ одинокого, брошенного ребенка — это центральный элемент ее творчества. И мы видим, как связан ее опыт из молодости, из детства, с результатами в ее работах… А еще ее голос. Она всем шведам известна как сказочница. Никто не мог читать ее рассказы так, как она. Мое поколение выросло на этом голосе, на ее чтении. Вот даже в кино, когда делали экранизации, например, "Эмиля", то она читала закадровый текст. И уже звук голоса создает очень теплые ассоциации. Кроме того, она занимала достаточно сильную общественную позицию. Настаивала на правах ребенка. Выступала за то, чтобы ребенок имел гражданские права, чтобы воспринимался, как мыслящий, достойный человек — просто маленького размера. И, по сути, она презирала власть, которая делает ставку на силу. Сила, скажем, мужская — мышцы, — для нее была самым презрительным элементом, который можно только представить. Она верила в доброту, в любовь, в уважение к людям. И не только к людям. В восьмидесятые она начала достаточно много работать по правам животных. Объясняла, что нельзя держать цыплят в тесных помещениях. Нельзя проводить мучительные опыты, испытания косметики на животных. И так далее. И эти вещи, по-моему, очень связаны. Уважение к правам маленького, слабого, к любому, кто бесправен и не имеет возможности себя защитить.