Православный мир потрясла современная версия "Колобка"

В жанре откровений почетное место занимает покаяние в чужих грехах. Достаточно вспомнить "Бога дождя" Майи Кучерской, книгу "Уйти по воде" Нины Федоровой. Среди них "Исповедь бывшей послушницы" Марии Кикоть. Эти откровения автобиографичны, тем не менее, являются художественными произведениями.

Православная литература пополнилась произведением, вызвавшим сильное волнение среди адептов Русской Православной Церкви. Это "Исповедь бывшей послушницы" Марии Кикоть.

В современной публицистике есть один жанр, пользующийся неизменным интересом у читателей. Это публичная исповедь. Внезапно известный, либо интересный чем-то большому кругу читателей или зрителей человек произносит: "Сейчас я вам признаюсь в сокровенном". Этот пароль срабатывает безотказно.

Признаваться при этом, конечно, следует в чем-то особенном. И непременно с мелкими, личными, интимного свойства подробностями, с частыми психологизмами-переживаниями, иначе рискуешь провалить откровения.

Среди откровений почетное место занимает один уникальный подвид — это покаяние в чужих грехах. Скажем, политик, которого лишили членства в партии, готов поведать миру, насколько его бывшие однопартийцы нечистоплотны. Артист вдруг признается, что ушел из проекта потому, что режиссер оказался подонком. Известный журналист после увольнения из серьезного издания приходит к конкурентам и дает обширное интервью о внутренней политике провинившегося перед ним издания и подковерных играх прежнего работодателя.

Не менее популярны подобные истории и из церковных кругов. Среди последних — повесть "Исповедь бывшей послушницы" Марии Кикоть. Но не первая и, очевидно, не последняя. Достаточно вспомнить "Бога дождя" Майи Кучерской, книгу "Уйти по воде", подписанную Ниной Федоровой, но, судя по стилю, языку, контексту, принадлежащую перу известной писательницы. Эти откровения автобиографичны (или основаны на рассказах близких подруг) и, тем не менее, являются художественными произведениями. Благодаря введению в сюжетную линию реальных людей и конкретного места "Исповедь" Кикоть претендует на полную достоверность.

Православные исповеди-разоблачения создаются по единому сценарию: старец (или модный сегодня младостарец), который благословил срочно идти в монастырь неопытную, но пламенную и необразованную в христианстве девушку-неофитку. Благословил настолько уверенно, что она, сломя голову, понеслась спасать свою погибающую душу в неведомые дали. Ее, конечно, не глядя, приняли – в монастыри так обычно и берут всех: сходу и не разобравшись в человеке. Так девушка попадает в страшное место, которое по некоторому недоумению именуется православной обителью. Оказывается авва Дорофей и Арсений Великий уже умерли, а монастыри в современном российском исполнении претерпели некоторые изменения по сравнению с идеальными книжными прообразами.

О ее душе никто не печется, молиться мешают, вынуждают работать."После долгой дороги на машине из Москвы до Малоярославца я была ужасно уставшей и голодной, но в монастыре было время послушаний (то есть рабочее время), и никому не пришло в голову ничего другого, как только сразу же после доклада о моем приезде игуменье дать мне тряпку и отправить прямо в чем была на послушание со всеми паломниками. Рюкзак, с которым я приехала, отнесли в паломню — небольшой двухэтажный домик на территории монастыря, где останавливались паломники. Там была паломническая трапезная и несколько больших комнат, где вплотную стояли кровати. Меня определили пока туда, хотя я не была паломницей, и благословение Матушки на мое поступление в монастырь было уже получено через отца Афанасия (Серебренникова), иеромонаха Оптиной Пустыни, который и благословил меня в эту обитель.

Над девушкой всяко издеваются, помыкают, морят голодом в то время, как жалующаяся на немощи настоятельница пожирает осетрину. Но она не уходит, не сбегает домой: у нее по плану встреча с безропотными работницами "режима" — женщинами, лишенными возможности встретиться с мужем или детьми (трагические расследования об исчезнувших в монастырях неофитках во множестве публиковались в прессе "в лихие 90-е"). Впрочем, современной достоверности ради среди пострадавших образуются лишенные опеки старушки, в отношении которых главная героиня постарается проявить свою благотворительную любовь.

И непременный сексуальный подтекст (но только не у чистой телом и помыслами героини). Прекрасно, если удастся в текст вставить намек на однополые связи. И – товарищеский суд: "Потом Пантелеимона мне рассказала, как это происходило. Ее поставили перед Матушкой и сестрами. Матушка рассказала всем, что Пантелеимона и я состояли в блудной связи, то есть были лесбиянками. Это была Матушкина излюбленная тема на все случаи жизни. От этой страсти я потеряла голову и напилась таблеток, но во всем виновата была совратившая меня старая лесбиянка Пантелеимона. Были вызваны свидетели: м.Ксения, м.Евфрасия и Наташа. Они все в один голос уверяли, что не раз видели нас вдвоем”. Тяжкие душевные и духовные страдания. И, наконец, катарсис – освобождение от тяжких оков монастыре православия. А потому среди главных героев непременно окажется дождь.

"Исповедь бывшей послушницы" — современный "Колобок", где главный герой "от дедушки ушел и от бабушки ушел", появилась в дни работы “Собрания игуменов и игумений Русской Православной Церкви”. Она написана простым, вернее, языком сознательно упрощенным редактором-профессионалом, подчеркивающим достоверность событий и искренность героя, писавшего об увиденном в сильных переживаниях. Тонкая черта повести — неизменная, неискоренимая доброжелательная интонационная грусть об увиденном. А особый шарм повести придают искренние переживания и те самые подробности публичной исповеди, по которым тоскует каждая настоящая душа.

Словом, православный хоррор настоящим от бывшей.