Моего прадеда звали Моисей. Моисей Иванов. Он был донской казак и старообрядец, а у них с именами было строго. Только по святцам, в честь почитающегося в этот день православного святого. Если бы и меня назвали подобным образом, то меня звали бы, скажем, Аврикий, Киприан или Евагрий. И мой день рождения всегда совпадал бы с моими именинами. Но тогда, когда называли меня, уже многое изменилось.
Эти изменения начались сто лет назад, после революции, которая затронула все аспекты русского бытия. Новые времена требовали новых людей, а у новых людей должны были быть новые имена. Православных святых заменили химические элементы Радий и Гелий, сложносокращенные варианты имени Ленина, вроде Владлен, или же прямо взятые имена героев мировой революции. Например, довольно распространенное имя Марат, являющееся ничем иным как частью имени героя французской революции Жана-Поля Марата.
Некоторые особенно изобретательные люди составляли целые списки подобных имен, которые потом навязывались несчастным родителям. Вот как описывали это, скажем, Ильф и Петров в фельетоне "Мать": "По окончании доклада несколько посиневшему младенцу давали имя: мальчика называли Доброхим, а девочку — Кувалда, надеясь, что детей будут так называть всю жизнь. Дома, конечно, все приходило в норму. Доброхима называли Димой, а Кувалду, естественно, Клавдией".
Со временем революционный угар ослаб, и большинство русских родителей вернулись к достаточно ограниченному набору традиционных имен. Большинство, но не все. Некоторые люди считают, что в человеке всё должно быть прекрасно и удивительно. Включая имена их детей. Вот и живут в России девочка по имени Виагра и мальчик по имени Салат Латук. Живет Лука-Счастье Саммерсет Оушен — это имя одного человека. Живут Будда-Александр, Дмитрий-Аметист и Матвей-Радуга. Ну и, конечно, давно известный на всю страну БОЧ рВФ 260602, который до сих пор вынужден обходиться без документов, потому что Чертановский ЗАГС Москвы наотрез отказался регистрировать подобное имя.
Именно ЗАГСы и выступили с предложением как-то отрегулировать сферу именования граждан. Два года назад введения списка запрещенных имен потребовали в ЗАГСе Пермского края, где пытались зарегистрировать ребенка по имени Люцифер. Год назад законопроект уже был подготовлен. В нем запрещалась регистрация имени: "содержащего цифровые обозначения, числительные, символы, ранги, должности, ненормативную лексику, представляющего собой различные аббревиатуры, нечитаемый и непроизносимый набор букв и не отвечающего требованиям, установленным действующим законодательством". И вот теперь сенатор Валентина Петренко внесла этот законопроект, а комитет Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей его поддержал.
Создатели законопроекта пошли по наиболее мягкому пути — они описали набор формальных критериев, которым должно соответствовать имя. В Дании, например, существует просто список из 7 тысяч дозволенных имен. Существует такой список и в Португалии. А в Исландии, если вы собираетесь назвать ребенка именем, которое не носит ни один житель страны, вам придется проходить специальную процедуру регистрации имени.
Разного рода ограничения на именования детей существуют в очень многих странах, и наш закон выглядит вполне либерально на фоне других. Даже в Германии строже — там по имени, например, сразу же должен быть ясен пол человека.
Но даже немецкий закон, не говоря уже о нашем, не способен защитить ребенка в от родительской глупости в полной мере. Самуил Маршак еще в середине прошлого века писал так, цитирую:
Удружить хотела мать
Дочке белокурой,
Вот и вздумала назвать
Дочку Диктатурой.
Хоть семья её звала
Сокращенно Дита,
На родителей была
Девушка сердита.
Не знаю, был ли сердит на родителей сам Самуил Яковлевича, но его знакомая и привычная всем нам фамилия на самом деле представляла собой аббревиатуру фразы "Наш учитель рабби Аарон Шмуэль Кайдановер", написанной на иврите. И новому закону бы не соответствовала. А вот имя Диктатура бы соответствовало.
Или вот вам еще хороший пример. Существует легенда, что Борис Гребенщиков, празднуя с Андреем Макаревичем рождение первого сына, собрался назвать того Гвидон. Прекрасное пушкинское имя. Макаревич сказал: а ты подумай, как Гвидона будут звать в школе. И Гребенщиков передумал. И назвал сына Глеб. Но если бы не передумал — новый закон Гвидона бы не защитил.
А поскольку защита детей, как известно, — дело святое, то этот законопроект — вряд ли последняя попытка как-то отрегулировать вопросы именования русских детей. И следующие попытки наверняка будут смешнее.
