Осквернение памятника Эрнста Неизвестного – привет из советского прошлого. Реплика Николая Сванидзе

В Магаданской области осквернен монумент работы Эрнста Неизвестного "Маска смерти", установленный 20 лет назад в память о жертвах сталинского террора. Неизвестные вандалы аэрозольной краской из баллончика написали на нем "Сталин жив". И нарисовали звезду.

В Магаданской области осквернен монумент работы Эрнста Неизвестного "Маска смерти", установленный 20 лет назад в память о жертвах сталинского террора. Неизвестные вандалы аэрозольной краской из баллончика написали на нем "Сталин жив". И нарисовали звезду.

УМВД региона по данному факту проводится проверка, по результатам которой будет принято процессуальное решение. Памятник жертвам политических репрессий был открыт 12 июня 1996 года на сопке Крутая под Магаданом. У подножия сопки в 30-50-е годы 20 века размещалась так называемая "Транзитка" — пересыльный лагерь, большой узел, через который заключенных этапировали на Колыму. Аналогичные скульптурные композиции Эрнст Неизвестный создал для установки и в других городах, вписанных в карту ГУЛАГа, в историю политического террора в России.

В 1962 году вандалы в лице руководства ЦК КПСС разгромили выставку в Манеже, в которой были представлены, в частности, работы Эрнста Неизвестного. Разгромили официально, на государственном, высшем уровне, руководствуясь даже не столько идеологическими соображениями, сколько эстетическими, т.е. варварскими, дикарскими представлениями об искусстве.

Сейчас, уже после смерти мастера, его работа пострадала, судя по оставленным отметкам, от принципиальных противников, по сути непримиримых врагов. Вандализм в данном случае выступает как довольно модная форма выражения политической, идеологической нетерпимости.

Президент Путин в своем послании, напомнив, что наступающий, 2017 год – год столетия февральской и октябрьской революций, сказал: "Недопустимо тащить раскол, злобу, обиды и ожесточение прошлого в нашу сегодняшнюю жизнь".

Это правда, ожесточение было ужасающим. Весь 20 век, трагически проигранный Россией, по словам А.И. Солженицына, страна прожила в этом состоянии ожесточения, постоянного поиска врагов внешних и внутренних.

Сама главная идея, с которой большевики пришли к власти в октябре 1917 года, была идеей конфронтации и ненависти. Ненависти сословной, социальной, любой. Ненависти ко всем, кто даже не обязательно богаче, а просто лучше воспитан и образован, чище одет, правильно говорит по-русски, кто читает книги, кто верит в Бога и его заповеди.

Все эти люди либо физически уничтожались, либо лишались имущественных и гражданских прав, а потом все равно уничтожались. Новая власть сразу начала с террора, и террор был ее визитной карточкой на протяжении долгих десятилетий.

Сначала Гражданская война, в которой одна половина страны победила другую и в которой огромное количество крови, в том числе крови зверски убитого последнего русского царя и его семьи. А потом та же Гражданская война, только уже не против вооруженного противника, а против своих мирных, не воюющих, безоружных, ни в чем не виновных граждан.

В следующем году отмечается ведь еще одна дата, не такая круглая, не сто лет, но тоже немалая – 80 лет Большого террора 1937-1939 годов. Того самого Большого террора, жертвам которого посвятил свою монументальную композицию художник, скульптор, гражданин, фронтовик Эрнст Неизвестный.

На самом деле Большой террор был, по цифрам уничтоженных не самым большим террором. Был террор и побольше. В частности, террор, сознательно развязанный в начале 30-х годов против русского и не только русского, всякого крестьянства. Там были миллионы безвинных жертв, и имена этих несчастных, простых людей не сохранились, не только они сами, но и память о них погребена в земле.

Вообще та власть, что при Ленине, что при Сталине, ненавидела крестьян даже больше, чем интеллигенцию, почти так же, как священников и дворян. Ну, и отыгралась на них по полной. Фактически извела крестьянство, во всяком случае, наиболее способную его часть. Это к вопросу о проблемах нашего сельского хозяйства.

Террор был развязан и по национальному, этническому признаку против отдельных народов. В ходе и в результате депортаций, прежде всего в 1944 году, во время Великой Отечественной войны, погибли многие сотни тысяч, а в сумме, миллионы людей.

Что касается Большого террора, то это было простое и страшное в своей механистичности плановое уничтожение граждан. Из центра спускалась разнарядка на места – в республику, в область, в район — столько-то врагов народа, вредителей, шпионов и диверсантов должно быть разоблачено. Из них – столько-то наказать по первой категории – это расстрел, а столько-то – по второй – это лагерь на большой срок.

Даже не важно на какой, поскольку сроки добавляли и люди не выходили на свободу. А с мест приходил встречный план – нельзя ли нам побольше врагов народа разоблачить, и по первой категории, и по второй. И из центра, из самого центра им, усмехнувшись в усы, благосклонно кивали: можно, разрешаем, расстрелять не 6 тысяч, а 10. Сгноить в лагере не 12 тысяч, а 21.

Эта мясорубка, хотя и датируются формально концом 30-х годов, фактически остановилась только в середине 50-х годов. И все это время ведь не просто арестовывали, предъявляли нелепые и страшные обвинения, пытали, стреляли, сажали. Еще и настраивали всех против всех.

Учили всех подозревать, учили никому не верить. Каждый может вдруг оказаться врагом – друг, сосед, сослуживец, родители, муж, жена, любимый человек. Эта подозрительность была разлита в обществе. Как и страх. И страх усиливал эту подозрительность, а подозрительность усиливала страх. В такой атмосфере врагов и искать не надо было. Каждый был готов видеть врага в каждом.

Это все не так давно было по историческим меркам. Это все сидит внутри нас, в наших костях, в нашей крови. Это все готово в любой момент возродиться, вырваться на волю. Поэтому так тяжело прийти к реальному примирению.

Здесь все важно — и бытовая вежливость, она тоже создает атмосферу миролюбия. И жесткий, подкрепленный не словами, а действиями на государственном уровне заслон проявлениям агрессивной нетерпимости по отношению к тем, кто по-другому выглядит, говорит, думает.

Нетерпимость, радикализм могут выступать в разных обличьях. В том числе в обличье борьбы за нравственность, в обличье защиты своих религиозных взглядов, о чем недавно на заседании Совета по культуре и искусству говорил президент Путин.

Осквернение памятника жертвам государственного террора под Магаданом – это привет из не такого уж далекого нашего прошлого.