26 декабря в России объявлен общенациональным днем траура по погибшим в результате авиакатастрофы Ту-154. В этот же день по благословению Патриарха Кирилла во всех храмах Русской Православной Церкви были совершены панихиды (ФОТО). Не стал исключением и Высоко-Петровский монастырь. Тем более, что в том самолете летел один из певчих монастырского хора — 24-летний Борис Буряченко, основным местом его работы был Академический ансамбль песни и пляски Российской Армии имени А.В. Александрова.
Певчих среди погибших окаазалось несколько. Главный хормейстер ансамбля Константин Майоров был певчим столичного храма иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радость" на Большой Ордынке. Среди погибших оказались Алексей Мокриков и Владимир Халимон — певчие красногорского Елисаветинского храма в Опалихе, а также Артемий Тарасенко и Борис Буряченко. Погиб и певчий из Ново-Иерусалимского монастыря Иван Столяр. Он был солистом ансамбля имени Александрова.
"Проходите вперед. Там уже все ваши собрались", — встретил меня у входа в Петровский собор послушник Богдан Семенюк.
Признаюсь, я удивилась, кто это "мои", но спрашивать не стала. Уже почти добравшись до солеи, поняла — камеры, журналисты. А дойти несколько шагов не успела: царские врата раскрылись, из них стали выходить священнослужители и, сделав шаг назад, я постаралась застыть. Но ненадолго: спиной почувствовала, что упираюсь в костюм. И что костюм явно не рад столь близкому соседству.
Но сменить дислокацию возможности уже не было: на амвон вышел наместник Высоко-Петровского монастыря игумен Петр (Еремеев). "Никто не ждал, что люди, посвятившие себя служению миру, так скоротечно завершат свои земные дни. Сегодня во всех храмах молились об их упокоении, а мы молимся об упокоении Бориса, который пел у нас, — отец Петр сделал паузу, собираясь с духом, чтобы продолжить. — О молодом человеке, который надеялся жить и радовать своим пением богомольцев, поступками — родных и близких. В земном измерении нет слов утешения, чтобы объяснить эту трагедию. Единственные слова — это молитва, обращенная ввысь. И, обращая к Богу наше слово об усопшем Борисе, с ним погибших и о скорбящих ныне родных и близких, мы верим, что Бог, услышав нас, придет и утешит, утрет слезу каждого нуждающегося в его поддержке и помощи".
После проповеди началась панихида. И тут выяснилось, что я стою вплотную к хору, а "пиджак" за спиной — чудотворящий бархатный бас. Пришлось постараться не мешать ему работать, служить, петь в этих близких к экстремальным условиях.
Люди молились. Я тоже, не забывая поглядывать по сторонам. И тут стало понятно, что храм полон молодежи. А в углу напротив, у окна, стояли три человека — женщина, мужчина, девушка. Было понятно, что семья. Семья Бориса Буряченко...
Лет 40 назад мамина подруга рассказала, как на кладбище она познакомилась со старушкой, приходившей на могилу сына. И тогда она поняла: самое неестественное, ненормальное в течение жизни родителям уходить позже детей. За долгие годы я имела возможность убедиться в абсолютной правоте тех слов...
Вот и теперь по шевелению губ мамы Бориса было понятно, что она ведет свой разговор с Богом. Что продолжает надеяться на чудо. Знай я заранее, что лицом к лицу придется встретиться с этой болью, не уверена, что отважилась бы прийти именно сюда. Каждому из нас хватает собственной скорби.
Панихида — служба недлинная: 20 минут и.. люди продолжали стоять на своих местах. Осознавая, что нужно уйти, но не понимая, как это можно сделать. В этой концентрации самых разных эмоций — от смятения до страданий — отец Петр сделал невозможное: он предложил всем, кто находится в храме, обнять родных Бориса, выражая тем самым поддержку семье.
В этот момент не было ничего более правильного и важного. Но пришло осознание настоящести первых слов наместника: "Обращая к Богу наше слово об усопшем Борисе, с ним погибших и о скорбящих ныне родных и близких, мы верим, что Бог, услышав нас, придет и утешит, утрет слезу каждого нуждающегося в его поддержке и помощи".
