Вероятно, есть те, у кого нет знакомых с ВИЧ-инфекцией. Наверное, есть те, кто считает, что ВИЧ/СПИДа нет. Или он есть, но где-то очень далеко — в Африке, в зоне риска. Мы с моим другом решили рассказать, как он живет. Это был очень честный и максимально откровенный разговор, результат которого мы решили опубликовать в надежде, что сможем кому-то помочь.
- Весьма распространенная точка зрения в нашей стране, что ВИЧ – удел гомосексуалистов и наркоманов. Но я-то знаю, что это далеко не так. Лет 10 назад я получила грант на написание статей на тему "ВИЧ-подростки в точках выхода наркотрафика". Я была в разных местах, соответствующих заявленной теме, говорила там с врачами, подростками, с прохожими и убедилась, что ситуация пугающая. Но утверждать, что все заболевшие только из группы риска, было бы полной глупостью.
- Когда я первый раз попал в спидцентр (это был конец 2014 года), я видел там наркоманов. На тот момент их было процента 2-3 от общего числа. Куча молодых людей. Некоторые парни пришли с матерями. Очень много беременных женщин: в процентном соотношении, наверное, процентов 15 из очереди. Мужики с портфелями Gucci приезжают на "Лексусах". Иногда приезжают целыми семьями: маленький ребенок, жена беременная, муж. Я раньше тоже думал, что ВИЧ — это наркоманы, гомосексуалисты. По себе могу сказать: это опасный путь, если не соблюдать осторожность. Но сейчас ситуация страшна тем, что среди инфицированных полно молодых, красивых, хорошо одетых женщин из приличных семьей. Немалое количество, кстати, и пожилых людей ставят печать на рецепт, стоят в очереди за лекарствами. Прежнего количества наркоманов в спидцентре я более не наблюдаю, либо они теряются на фоне остальных.. Правду говорят, что ВИЧ перешел из зоны риска на обычное население, которое всегда было уверено, что их это не коснется.
- Если можно рассказать о том, как ты заподозрил у себя…
- У меня была долгая история. Я два года жил с человеком. Спустя примерно год он сдал анализ, и у него нашли ВИЧ. Хотя до этого мы оба сдавали анализы. У меня был отрицательный, у него, якобы, тоже: я не видел его результатов. Он сказал, что результат пришел по почте. Позже я понял, что вряд ли в 2006 году такой анализ высылали по почте, так что остается лишь гадать, сдавал он или не сдавал. А через год у него началась стадия СПИД. И я прошел с ним огонь, воду и медные трубы, и туберкулезный диспансер, и больницы. В результате все закончилось плачевно. Может, врачи недоглядели, а может он плохо пил терапию, потому что уследить было невозможно. Когда я пришел в себя после похорон, я сдал анализ. Но в тот момент (могу только об этом рассуждать с точки зрения случайности) я попал в серологическое окно, когда вирус уже в крови, но антитела могут не обнаруживаться до 6 месяцев. И я успокоился. Ходил, сдавал на туберкулез, но как-то вяло, мне все было безразлично.
В 2014 году я попал в больницу. До того я чувствовал себя практически нормально. Единственное, недели за две до того появилась странная одышка, а еще раньше начались проблемы с почками и с давлением. Но никто из врачей ни разу не предложил мне сдать анализ на ВИЧ. У меня было какое-то смутное подозрение, но я боялся его сдавать.
- Я уточню: если не сдавать специальный анализ, выявить ВИЧ невозможно?
- Пока не наступит стадия СПИД. Ты можешь даже чувствовать себя замечательно, вести привычный образ жизни...
- Ты можешь сдавать общие анализы, и они ничего не покажут?
- Я миллион раз сдавал кровь, и у меня были замечательные результаты. Но однажды утром в субботу проснулся весь желтый. Я поехал в ближайшую платную клинику, сдал анализы цито… Потом народ забегал. Оказалось, что у меня печеночные ферменты повышены в 20 или в 30 раз. То есть, с такими показателями можно было скопытиться, не доехав до клиники. Сказали, что нужно срочно вызывать скорую. Но в субботу оказалось невозможно попасть ни в одну больницу, почему-то никто меня не брал. Попал я в Инфекционку при Управделами президента за деньги. Там спросили: "Заплатишь 140 тысяч за две недели? Мы приезжаем и забираем тебя". Я сдал все анализы и на Эпштейна-Барра, и на ЦМВ, и на ВИЧ. ВИЧ, естественно, пришел дней через 10-11, когда было точно понятно: все, приехали. Ко мне пришли врачи, человек 5, сели в полукруг: "У вас ВИЧ". А перед тем у меня еще взяли анализ на иммунный статус "на всякий случай". И они сказали: "У нормального человека в среднем 700-800 клеток, а у вас – 14. Но поскольку такой диагноз, мы не имеем права лечить вас у себя".
Честно говоря, я тогда не понимал, что делать и как дальше быть. Девочка — лечащий врач — сказала, что проходила практику во Второй инфекционке, и врач, у которого она проходила практику — гений. Буквально вытаскивает людей с того света: "Я позвоню и договорюсь", — сказала. И позвонила. В тот же день я вернулся домой, собрал вещи, вызвал скорую и поехал в больницу.
Месяц лечили: терапию мне нельзя было давать, потому что она действует на печень, я бы умер. Хотя мне и без того было понятно, что скоро придется прощаться со всеми. Жалко было родителей, а так — все равно. В течение целого месяца врачи пытались поймать вирусы, потому что ЦМВИ (Цитомегаловирусная инфекция) будто пряталась. А еще врачи не могли понять, почему желтуха такого странного лимонного цвета. Потом выяснили, что это цитомегаловирусный гепатит, а не обычный. Когда выявили, я воспрянул духом: уже результат.
Еще какое-то время лечили печенку, потом муж моего доктора, врач, подобрал терапию, но надо было ждать еще две недели, пока не придет анализ на совместимость. Только тогда я начал пить таблетки, не зная, как они подействуют. Не все могут их принимать: у одного кожа слезает кусками, у другого гепатит начинается. У меня начался синдром восстановления иммунитета. Это когда иммунитет пытается набрать свою силу со скоростью поезда. И в этот момент у тебя вылезает, что ты нахватал за жизнь: туберкулез, менингит. Температура 40 градусов держалась три дня, и ничем не сбивалась, потом я стал задыхаться, и меня отправили на рентген. Врач посмотрела и поставил пневмоцистную пневмонию, от которой и умирает большинство. Еще месяц я провел в кислородных масках, с антибиотиками. Наконец, стал набирать вес: организм начал приходить в себя, и я хотел страшно есть, даже просил лишнюю порцию хлеба. Готов был сожрать все, что не прибито.
КТ показывала множественные очаги в легких. Прошел еще месяц, меня отправили на КТ повторно, а ситуация та же. Очаги в легких. Начали подозревать туберкулез. Памятуя о том, что я видел в туберкулезных диспансерах, меня больше, чем ВИЧ, беспокоили побочные заболевания. Когда я представил себе туберкулез, мне стало плохо, потому что я видел, как он протекает. Я пил таблетки от туберкулеза — мало приятного, но мне повезло: никаких побочек не было, кроме желания убить себя в первый месяц. Сделали КТ. Опять пятна. Решили, что пришло время отправлять меня в туберкулезную больницу. И только тогда вызвали пульмонолога. Она посмотрела и говорит: "Нет. Это после пневмоцистной пневмонии, все пройдет". Но таблетки от туберкулеза велено было пить еще полгода. После этого я пролежал еще полмесяца. В общей сложности, учитывая первую и вторую больницу, я провел на больничной койке практически полгода. И тут я взвыл: хочу домой. Не могу больше!
И меня отпустили домой. Где-то неделю я хотел обратно, дома было страшно. Я не мог найти себе место, ни спать, ни есть. Потом успокоился. Что касается разных стадий принятия-отрицания вируса, у меня этого не было.
- Все было так плохо?
- У меня просто не было на это времени. Каждый день я ждал новостей по поводу всяких болячек, а о самом заболевании и не думал. Честно говоря, я до сих пор о нем забываю. И я не злился, не пытался кого-то обвинить во всем, я понимал, что если кто-то виноват, то только я. А как? Знаете, самый дурацкий вопрос, который можно задать человеку с ВИЧ — как ты заразился. Какая разница — как?!
- А есть ли смысл проверяться людям не из зоны риска?
- Всем нужно проверяться.
- Как часто?
- Раз в полгода достаточно. Сейчас основная масса с ВИЧ — гетеросексуальные пары. Мужик погулял, набухался, потрахался без презерватива, вернулся домой — жена ничего не подозревает. Заводят ребенка,бац – сюрприз… ВИЧ давно вышел из первоначального ореола обитания. Конечно, наркоманы и геи — главная группа. У геев сексуальная культура всегда была более раскрепощена. Но сейчас это совершенно не так.
- Насчет сексуального раскрепощения — сегодня ни одна среда не ставит барьеров. Мне рассказывал врач-инфекционист в одном городе, что у них есть дома с полуподвальными этажами. Стучишь в форточку, просовываешь руку с деньгами и… Чем тебя колют, сколько раз использовалась эта игла — никто не скажет. И можно вообще не иметь половых связей, чтобы инфицироваться.
- Да.
- Как относятся к ВИЧ-инфицированному в больнице?
- Я ни разу не столкнулся с негативной реакцией. После больницы я пошел делать инвалидность: если лежишь более четырех месяцев, тебе положена инвалидность. Я не знал, как будет. Одно дело, когда ты в спидцентре, и люди с этим работают (там на самом деле одни из милейших врачей работают). Я прошел инфекциониста и далее череду врачей: никто не задавал лишних вопросов. Все улыбались, были предельно вежливы.
- А как к тебе относятся в обществе? Ты упомянул, что для тебя каждый раз проблема признаваться или нет. И зачем признаваться? Если это проблема, значит, отношение к ВИЧ-инфицированным неоднозначное?
- Если судить по тому, что все старается не говорить о ВИЧ-инфекции, так и есть. Хотя, по моим предположениям, в Москве инфицирован каждый пятый гомосексуальный парень (официальная статистика правдива процентов на 30-40). Сколько раз было: умер парень, и народ пишет – у него был рак. А когда узнаешь, что он умер во второй инфекционке, понимаешь, какой это был рак… Стыдно. Люди не хотят признаваться. Среди моих друзей ни у кого никаких предрассудков нет. У меня разные знакомые, но я не слышал, чтобы кто-то произнес: он спиданулся.
По поводу того, нужно ли признаваться. Одно дело, когда ты общаешься с кем-то, пьешь кофе, ходишь в кино и совсем другое, если начинаешь встречаться. Получится что-то или нет, я все равно чувствую в себе потребность сказать. И лучше сразу. Если что-то пойдет не так, если человек ответит: не могу, боюсь, — я это пойму. Это нормально. Поэтому предпочитаю говорить сразу. Естественно, не всем. Я на терапии несколько лет, у меня нулевая нагрузка, и с точки зрения опасений заразиться, я безопаснее многих, кто не сдает анализы и ничего о себе не знает. Но когда подходит момент, когда ты понимаешь, что из отношений может что-то получиться, приходится говорить. Не то, что страшно… Мне не обидно за себя, что я такой, но обидно было бы лишится возможности стать частью жизни человека. Но каждый раз, когда ты признаешься, внутри что-то умирает. И никуда от этого не деться. Но пока негативных прецедентов не было.
- Ты научился принимать себя?
- Абсолютно. Я даже таблетки пью настолько на автомате, будто о них не думаю Я не просыпаюсь каждое утро с мыслью: черт, я же болею, надо сейчас же пить таблетки, все плохо. Нет. Я вообще не помню об этом, меня это не гнетет. Я вспоминаю, только когда понимаю, что я немножко не такой.
- На работе знают? Или скрываешь?
- Знает одна моя коллега – начальница.
- Нет необходимости говорить?
- Абсолютно. Это никого не должно беспокоить. У меня был недолгий период, когда я думал: до этого момента все было круто, жизнь была счастливой, а теперь она стала менее счастливой. Но потом я понял: стало как раз наоборот. Я не начал относиться к жизни иначе, не стал ценить каждый свой день, как единственный. Даже в больнице, я думал: Господи, если я не сдохну, то, наверное, изменю себя. Но ничего не случилось. В принципе, ничего вообще не поменялось. Как жил, так и живу. Единственное, я теперь по-другому отношусь к людям. Стал более участлив, что ли.
- А говоришь, не изменился.
- Изменился, конечно, но не сильно, не кардинально. Наверное, я и раньше был таким, поэтому, когда случился первый в жизни опыт встречи с ВИЧ-инфекцией, я не ушел. Любой другой, наверное, сбежал бы. Я знаю таких категоричных людей: если узнаю, что у тебя ВИЧ, я тебя тут же брошу. Конечно, я любил человека, но даже если бы я очень сильно боялся за свое здоровье, я бы не слился.
- Ты сказал о своей участливости. Ты не хотел бы пойти работать в фонд, занимающийся ВИЧ/СПИДом?
- Я думал об этом. Мне предлагали поработать в фонде на общественных началах консультантом, но я не готов. Пока не готов. Я могу помочь людям, рассказать, посоветовать. Если человек запутался, не понимает, как быть дальше, я мог бы стать живым примером того, что можно жить дальше. Я живу спокойно, кроме как выпить пару таблеток с утра, ни о чем не беспокоюсь. Я всегда готов помочь, если меня просят. Иногда я помогаю ребятам, которые недавно узнали о болезни. Мы встречаемся, разговариваем, я пытаюсь объяснить, что жизнь не кончилась. И еще. В чем была и моя ошибка, а также многих других людей – не читать об этом в Интернете, на форумах, не убивать нервы. В жизни все будет совсем не так.
- Я так понимаю, ты сейчас находишься на государственном обеспечении, то есть тебе лекарства выдаются бесплатно.
- Да.
- А что будешь делать, если государство перестанет давать дотации?
- Единственный вариант – покупать самому.
- Сколько это примерно стоит? Насколько это посильные деньги?
- Многое зависит от схемы. Есть дешевые. У меня многие знакомые ребята в Питере пьют такую схему, что если ее покупать, выйдет 8 тысяч рублей. У меня, к сожалению, не очень дешевая. Потому что только один оригинальный препарат из схемы стоит 15-17 тысяч, и русские аналоги стоят примерно столько же, что не совсем понятно, но как есть. Если исхитриться, выбирая аптеки, то будет 20 с копейками, а если не заморачиваться, то в 30 тысяч рублей выльется. Для регионов — безумные деньги.
- Но пока, если я правильно понимаю, всем положены бесплатные лекарства?
- Безусловно.
- И все действительно получают бесплатно? Или в регионах трудно добиться этого?
- Получают бесплатно, единственное, часто оттягивают до последнего. То есть, если у тебя 350 клеток, то тебе положена терапия, но тянут, не прописывая, до 200, а то и меньше. А 200 – это уже пограничная стадия. Экономят. Кроме того, сейчас во многих регионах препараты заканчиваются, денег на новые нет. Остаются только для беременных и какие-то детские препараты в жидких формах. Честно говоря, даже не представляю, что происходит в регионах, потому что перерывы недопустимы.
- Ты сказал про пару таблеток, но на самом деле…
- На самом деле – это не пара.
- Я видела. Их шесть как минимум.
- Да.
- При том, что на Западе, в Америке, например, человек действительно выпивает одну таблетку. Какова сейчас ситуация с медикаментами?
- Расскажу. Когда я только начал получать в больнице терапию, я пил ее два раза в день – утром и вечером. Тех, иностранных, нормальных препаратов уже сто лет как нет. Но там было тоже таблетки четыре с утра и, по-моему, еще две вечером. Потом я встал на учет в спидцентр, где мне выписали три таблетки в день. Постепенно, когда стала рушиться ситуация с обеспечением лекарствами, когда из экономии стали закупать монопрепараты (потому что они дешевле), вместо одной таблетки я стал получать две, а эти две превратились в четыре.
- Как же это дешевле, если надо купить вместо одной четыре таблетки?
- Это российские препараты, которые на самом деле, конечно, нероссийские: фармакологической промышленности у нас нет как таковой. Закупаются индийские субстанции, а фасуются здесь.
- Они равнозначны той, одной? Что ты ощущаешь?
- Ничего не ощущаю.
- Кроме того, что у тебя портится желудок и садится печень, оттого, что ты поедаешь тонны таблеток.
- Это не очень удобно, потому что раньше собираясь на отдых можно было взять таблетницу и все компактно разложить, а когда таблеток много – приходится брать несколько таблетниц, потому что ничего в одну не помещается. Что касается их действия, я не заметил по результатам анализа каких-либо различий. Хотя некоторые друзья жалуются, что им плохо, что-то болит, что-то не так, как было раньше, когда пили нормальные препараты.
- Тебя ждет ранняя смерть?
- Откуда я знаю?
- Понятно, мы можем сейчас выйти на улицу, и на нас наедет трамвай. Синдром "Аннушки" никто не отменял.
- Если честно, я об этом не задумывался.
- А какие у тебя перспективы? Что говорят врачи?
- Такие же, как у всех остальных.
- То есть, ты можешь дожить до ста лет?
- Да. Конечно, я иногда думаю, что было бы круто, если бы придумали панацею. Но не могу сказать, что меня это гнетет настолько сильно, что я боюсь, что умру раньше других. И, судя по всему, – это вряд ли произойдет
- Потому что некоторые уже умерли раньше тебя?
- Да. Единственное, меня беспокоят побочки от лекарств, потому что у них есть накопительный эффект: что-то действует на кости, что-то на печень. В остальном я спокойно живу, работаю. Конечно, было бы круто, если бы что-то придумали.
- Ты стал аккуратней и внимательней теперь? Или все на авось?
- Стал. Потому что, во-первых, никто не отменяет другие болячки – венерические заболевания, гепатиты, которые можно подцепить, даже когда тебе маникюр делают. Это крайне нежелательно, поэтому я не планирую никаких безумных поступков. А так… Я слежу за своим здоровьем в силу необходимости. Раз в полгода сдаю анализы, так положено. Всегда лучше поймать болезнь на ранней стадии.
Да, наверное, я не готов на безумства. Но мне этого и не надо.
