Благотворительные фонды, сообщества, волонтерские группы. Люди собираются ради детей и собирают пожертвования на них. Но далеко не всем известно и понятно, что спасать благотворителям приходится не только детей. И что сами они тоже нуждаются в помощи. О том, откуда приходит поддержка, о лжефондах и немного о благотворительности "изнутри" рассказала исполнительный директор благотворительного собрания "Все вместе" Наталья Луговая.
- Наталья, насколько я понимаю, прежде чем возглавить благотворительное собрание "Все вместе", вы работали совсем в других сферах. Почему решили "сменить имидж"?
- Я ушла из бизнеса за пару лет до начала моей работы в благотворительности, поняв, что наелась. Что хочется чего-то другого. Но я не понимала — чего. Благотворительность в незначительном количестве уже присутствовала в моей жизни, благодаря Сарре Нежельской, возглавляющей фонд Помоги.Орг. Меня в принципе это интересовало, но я не знала, чем бы хотела заниматься конкретно.
И неожиданно мне сказали, что во "Все вместе" ищут директора. Я спросила: "Что значит "все вместе"? Мне объяснили. Пошла на собеседование, и меня выбрали, чему я была несколько удивлена: мне казалось, что работать предстоит с людьми с другой планеты. Многие идеализируют работающих в этой сфере людей. Да и я, придя работать туда, думала: "Я никогда не поднимусь до этих высот". А сейчас, ежедневно сталкиваясь с ними, я понимаю, что они не святые. Обычные люди. Это очень похоже на ситуацию со священниками. Очень часто бывает, что впервые придя в храм, человек рассчитывают, что священник будет святым. Ему и в голову не приходит, что тот может быть также искушаем, что ему также приходится преодолевать эти искушения. Да еще он и к Богу поближе. Но люди искренне негодуют — как он может быть обычным человеком!
- То есть карьера началась с нуля и сразу в дамки?
- Да. Я смотрела на мир другими глазами, я не понимала большую часть слов, которые произносили рядом со мной, и мне казалось, что я никогда в жизни этого не освою. С другой стороны у меня не было сомнений, что я справлюсь. Кончено, если бы меня позвали возглавить какой-то фонд, не факт, что я бы согласилась, потому что там много мне незнакомых нюансов и своя специфика. А "Все вместе" — это системный процесс структуры, которая помогает не конкретным подопечным, а фондам. И этот системный процесс надо было простроить, структурировать. Хотя довольно долгое время я продвигалась на ощупь и ко всем приставала с вопросом: "А для чего вы придумали "Все вместе?" Что делать-то хотели?"
В поисках ответа стала объезжать фонды. Общалась с директорами, с сотрудниками, узнавая, чем они занимаются, что знают о работе "Все вместе". Что хотели бы от нас получить. И многие говорили: "Если нам хоть что-то дадут, мы будем очень рады". Это было похоже на то, как ребенок стоит перед витриной магазина с игрушками и не верит, что ему когда-то что-то из этого богатства достанется.
Еще мне было важно понять, что нужно транслировать вовне. Не сотрудникам наших фондов, а обычным людям, которые поддерживают собрание и наши проекты: многие ставят под сомнение необходимость существования благотворительной организации, которая занимается настолько неясной благотворительностью. И очень трудно объяснить, почему нам тоже надо жертвовать деньги. Что жертвовать на структуры порой даже эффективнее, нежели точечно помогать конкретному человеку. Потому что тогда помощь оказывается сразу 50 фондам.
- Так бизнес и благотворительность — это смежные профессии? Иначе говоря, человек, несведущий в тонкостях бизнес-структур, может ли стать полноценным сотрудником благотворительного фонда?
- Они, безусловно, должны двигаться параллельно и вместе. Очень многое из моего бизнес-опыта я смогла использовать здесь. Но я все же придерживаюсь мнения, что случайные люди в благотворительность не приходят. А если и приходят, надолго не задерживаются.
Собрание росло интенсивно, и нам постоянно проходилось набирать людей. Но перед тем, как принять человека, я стала всем предлагать неоплачиваемые стажировки с тем функционалом, который прописан в вакансии. Объясняя, что это прекрасная возможность понять, чем занимается собрание, и решить, насколько это близко самому соискателю. Потому что бывало и так, что через пару дней работы у нас ко мне приходил человек со словами, что он все же хочет спасать собачек или детей. Но самое главное, мне было важно увидеть, как человек выстраивает коммуникацию внутри нашей команды. Мне важно, чтобы внутри коллектива всем было комфортно. Да, мы не сталкиваемся ежедневно с хосписными или онкологическими больными, но мы решаем много других проблем. И даже привлечение компаний pro bono (бесплатное оказание помощи — Вести.Ru), которые согласятся системно закрывать потребности стольких организаций – это определенного рода стресс. Потому что из 100 звонков в 95 случаях тебе отвечают отказом.
- Исходя из названия благотворительное собрание "Все вместе", понятно, что это та структура, куда собираются благофонды, чтобы что-то делать вместе. Все ли фонды Москвы (или РФ) входят в собрание? Если нет, то почему?
- Изначально задумывалось, что это будут только московские организации. Мы часто обсуждаем вопрос, как было бы здорово делать что-то и в регионах, но для этого нужен очень большой финансовый и человеческий ресурс. И мы понимаем, что пока нет у нас возможностей и сил для открытия филиалов в России. Но мы готовы делиться опытом (и неоднократно делали это). Например, к нам приезжал "Добрый Петербург", и мы рассказывали его сотрудникам, что и как мы делаем. Они готовы открыть аналог "Все вместе" в Питере и уже даже двигаются в этом направлении. Словом, тенденция к объединению возникла, и эта синергия дает хороший эффект.
- А в Москве вы охватили все фонды?
- Все охватить невозможно! В Москве мы работаем с фондами и волонтерскими организациями. Есть определенные критерии, по которым мы принимаем: они должны быть организованы по частной инициативе, должны собирать частные пожертвования. В том числе из-за этого мы пока не рассматриваем включение корпоративных фондов. Не берем религиозные и политические организации. А если фонд хочет войти во "Все вместе", он должен получить рекомендации: одну из профильного фонда, уже находящегося в собрании, и одну от члена Совета. Иначе говоря, те, кто хотят войти во "Все вместе", начинают коммуницировать с нашими фондами. И, организовав несколько совместных проектов, получение или отказ в рекомендации происходит довольно просто.
- Я бы хотела уточнить: вы сказали о религиозных организациях, но, если я правильно понимаю, некоторые из них входят во "Все вместе". То есть под словом "религиозные" вы подразумеваете не то, что он организован той или иной структурой, а из другой мотивации.
- Конечно, мы приветствуем фонды любых конфессий, если их деятельность направлена не на продвижение некого учения, если они не собирают деньги на строительство культовых зданий или паломничество, а когда занимаются тем же, чем и остальные фонды: помогают людям проходить лечение, реабилитацию. Оказывают поддержку в сложных жизненных ситуациях. Вопрос не в том, во что верит руководство фонда или к какой конфессии оно себя относит.
- Чем же занимаются "Все вместе"? И почему это так важно?
- Если на начальном этапе я довольно долго не могла сформулировать, что мы делаем, то сейчас мало у кого хватает сил и времени дослушать меня, столь многим мы занимаемся. Конечно, у нас есть ряд основных проектов, например, поддержка фондов. Он позволяет нам привлекать и раздавать громадный объем самых разных вещей. В этом году мы поставили рекорд: за 20 минут мы раздали 5 тонн пончиков. 660 пончиков в минуту.
- Только не рассказывайте мне, где вы их раздаете, я на диете.
- Хорошо. Однажды я написала у себя в Facebook (запрещена в РФ): "разгружаем очередную фуру". На что подруга мне отвечает: "Луговая, а ты меньшими объемами работать можешь?" Не могу. Когда приехала первая фура с канцтоварами, и мы ее раздали за пару недель, нам звонили с вопросом, есть ли еще. И тогда мы поняли, что наши фонды ненасытны, у них такой огромный список потребностей, что мы можем взять любое количество чего угодно.
- Ненасытные — не потому, что жадные, а потому что нет ничего.
- Конечно! Но после этого мы стали рассказывать разным организациям: вы можете нам отдавать все
- Не совсем все! Был случай, когда одному фонду привезли коробки с новой обувью, но.... на одну ногу — то есть полный неликвид.
- А мы берем! Нам даже такое есть куда пристроить. Единственный раз у нас была смешная, но одновременно гаденькая история. Нам позвонили из некоей фирмы с предложением отдать игрушки в детский дом. И по случайному стечению обстоятельств машина не смогла сразу увезти игрушки со склада по нужному адресу, поэтому мы их выгрузили в нашем офисе. Тогда-то и выяснилось, что там были спаривающиеся (и издававшие при этом определенные звуки) кролики и другие животные в непристойном виде. Я позвонила сотруднице: "А вы осознаете, ЧТО вы планировали отдать детям?"
Я не представляю, как бы выглядела директор детского дома, открыв дверцу "ГАЗели", битком забитой плюшевой порнухой. Мы были вынуждены отказаться от этого дара. Директор компании извинился, оплатил перевозку.
- Я знаю, что далеко не всегда фонды согласны с политикой других фондов. Собрание имеет возможность оказывать влияние? Как решаются вопросы, по которым у вас разные точки зрения?
- Были ситуации, когда со мной связывались главы фондов, рассказывая об обидах на других. Я сторонник компромиссов и активно это пропагандирую. Для "Все вместе" очень важно равенство прав всех фондов вне зависимости от того, малы они или велики, известны или нет. Чаще всего конфликты возникали в связи с личностным фактором. В первую очередь с неумением принимать чужие успехи, с неумением радоваться за людей, побороть свою зависть.
Эта деятельность научила меня тому, что людей, готовых прийти на помощь, посочувствовать, выразить соболезнование гораздо больше, чем готовых искренне порадоваться за тебя в момент подъема. Последних критично меньше. И это служит причиной серьезных конфликтов. Иногда ученики превосходили своих учителей в сфере благотворительности, и учителя крайне болезненно это переносили. А есть примеры взлетов некоторых организаций, и они сидят у всех в печенках со своей успешностью: "Как они смогли? И коллектив у них хороший, и получается все". Это злит страшно. И это состояние очень сильно влияет на людей. И надо было каждый раз смотреть — способен ли человек выйти за рамки личного и перейти к профессиональным отношениям.
В идеале, конечно, должен существовать единый стандарт для благотворительных организаций: стандарт отчетности, стандарт прозрачности, стандарт фандрайзинга. И все понимают его необходимость. Но для стандартизированных подходов нам сначала нужно договориться. А вот договариваться у нас не очень любят. Может, это связано еще и с тем, что во главе практически каждой структуры стоит сильный лидер. Он притягивает внимание, продвигает свою организацию. Но те же лидерские качества, которые помогают на собственной ниве, мешают ему сотрудничать с остальными.
- Лжефонды. Они появились давно, но последнее время заполонили собой зримое и неосязаемое пространство. Они собирают в Интернете, собирают на улицах больших городов на вымышленные проекты, на вымышленных детей, а иногда используя и настоящих. Может ли собрание "Все вместе" противостоять этому валу мошенников, появившихся по всей стране — и оф, и онлайн.
- Тема мошенничества крайне сложная, а сейчас и вовсе находится на пике. В конце прошлого года собрание инициировало новый проект. Оценив свои ресурсы, мы поняли, что работать по всем направлениям вряд ли возможно и начали с мошенников, стоящих на улице с прозрачными ящиками, ходящих по поездам и в метро, прикидываясь нормальными фондами. Параллельно мы запланировали согласование вопросов по отчетности фондов, что также поможет обнаруживать мошенников. Про фонды я заговорила не случайно. Мошенники отлично освоили практику открытия фондов, и они собирают достаточно денег, чтобы какую-то часть проводить легально, что позволяет им официально регистрироваться, делать полноценные сайты. Они даже выбирают для себя подопечных, которым перечисляют деньги, подружились с государственными структурами, выполняя госзаказы. Но это несоизмеримо с теми деньгами, которые они на самом деле собирают.
- Может ли что-то сделать не сотрудник фонда, если заметит мошенников?
- Сейчас мы разрабатываем варианты комиксов и инфографики, которые покажут людям, как можно отличать правильные фонды. Мы создали сайт, где есть информация о том, куда стоит звонить или писать, сообщая о мошенниках. И мы работаем над картой, на которой будут отмечены точки, где чаще всего можно их встретить.
- Долгие годы у большинства людей, далеких от внутренней жизни благотворительности, было впечатление, что фонды работают только с детьми. Или что помогать надо только детям. Сейчас ситуация изменилась?
- Ситуация начала меняться. Тенденция есть. И сегодня существует ряд успешных организаций, помогающих взрослым. Хотя по-прежнему на взрослых собирать намного сложнее, и к их проблемам относятся с гораздо меньшим сочувствием. Мы надеемся, что со временем общество будет больше реагировать на обращения фондов. Таких, как "Живой", собирающий, например, на лечение парня, попавшего в аварию не по своей вине и который после реабилитации может опять стать полноценным членом общества, содержать семью и зарабатывать деньги. Или на подопечных фонда "Ночлежка", помогающего людям возвращаться с улицы в жизнь.
