Задолго до ЦЕРНа под Женевой было Протвино, а ИТЕР в Гренобле не что иное, как доведенный до ещё большего совершенства наш "Токомак". А что остаётся у нас? Чтобы ответить на этот вопрос, переместимся из Гамбурга в Москву, а из Москвы — на северо-запад России, в Гатчину Ленинградской области.
Удивительное дело! Обновленный участок трассы Е-95 сдадут уже осенью этого года, на год раньше планового срока. Строители утверждают, что без потери качества. Но вот другой вопрос. Ну, при всем уважении. Гатчина — это всего лишь райцентр. Что же туда из Петербурга тянуть трассу по три полосы в каждую сторону? А давайте посмотрим, что в Гатчине построили этакого нового, что потребовалась эта новая дорога.
Гатчина — это не только великолепные императорские дворцы, но и расположенный чуть в стороне легендарный Ленинградский институт ядерной физики, вошедший теперь в Курчатовский НИЦ.
Первая примета того, что мы находимся на серьезном физическом объекте, — это, конечно, велосипеды. Задолго до новомодных ныне прокатов в крупных городах наши физики рассекали на них по территории своих научных городков.
Обязательная здесь остановка — реактор ПИК, один из тех самых новых, уже сугубо российских научных мегапроектов. Когда зона реактора будет разогрета, то по соседству, в зале размером с футбольное поле, будут стоять — и уже частично стоят — исследовательские установки, которые позволят уже на российской земле достигать тех самых "сверхэффектов" — с новым-то реактором. Местная молодежь — в предвкушении.
А ведь еще недавно казалось, какие иностранцы? Ведь эта часть института в Гатчине была — заколдованный "долгострой". Этот реактор был заложен ещё при СССР. А после его распада наступили действительно радикальные перемены, к которым наши ученые, привыкшие, что их ценят просто за то, что они есть, готовы, конечно, не были. Приучать себя пришлось к логике, конечно же, непривычной, жёсткой.
"Для того чтобы государство вложило деньги налогоплательщиков, требуется достаточно серьезное обоснование. И зачастую обоснования, что это просто очень здорово, недостаточно. Это же деньги налогоплательщиков", — подчеркнул помощник президента РФ Андрей Фурсенко.
Так почему же теперь российское государство вдруг нашло деньги на реактор ПИК, который будет запущен уже в следующем году? Для понимания заглянем и в головной Курчатовский институт в Москве, туда, где находится еще один российский научный мегапроект.
Синхотрон — машина, которая работает практически в стопроцентной загрузке. Теперь им проверяют даже антиквариат, а для археологов — даже мумии. Но, конечно, главное здесь — создание новых материалов. В лаборатории по соседству – молодые ученые.
Работа идёт на заказ: над микроэлектроникой, над процессорами. Согласимся, разговор какой-то не наш.
- Я не знаю, как доказать, что мы находимся не в Гренобле, не в Гамбурге, а говорим в Москве. Потому что еще недавно было бы привычно с молодыми учеными записывать интервью наше где-нибудь за рубежом.
- Начать вы можете с плакатов на русском языке, которые висят, — улыбаются молодые ученые.
На чем ещё здесь зарабатывают и безо всякой субаренды, как в иных академических институтах, а на своих знаниях, ещё каких фундаментальных? Напротив старых ёмкостей с азотом в "Курчатнике" — корпус, где теперь стоит новый суперкомпьютер.
- Почти у всех есть персональный компьютер или смартфон. Сколько здесь смартфонов сконцентрировано?
- Чуть больше ста тысяч. Нет, больше, под миллион! — рассказывает Антон Теслюк, начальник Группы вычислительных технологий отдела перспективных компьютерных систем и технологий вычислительного комплекса НИЦ КИ.
Мир, технологии ушли далеко вперед. Но многие, конечно же, ностальгируют по тем временам, когда фундаментальная наука СССР купалась, по сути, в автоматическом финансировании. Вообще-то так обласканы советские ученые были после того, как до этого решили всё-таки прикладную задачу — сделали бомбу. Но, конечно, век после этого был "золотой".
В "Курчатнике" отправляемся к придуманному именно тогда — "Токамаку". По-научному — тороидальная катушка в магнитном поле.
"Это — тот самый бублик, который с помощью магнитного поля удерживает плазму внутри", — рассказывает Михаил Попов, заместитель директора по международной деятельности НИК КИ.
- Вот он наш советский и российский "Токомак", который породил проект ITER. Есть всем известный CERN, где работают много российских специалистов. Последний проект, который открывается в Гамбурге, тоже вышел из советской, из российской науки. До поры до времени было ощущение, что мы отдаем, отдаем, отдаем… А здесь-то что остается?
- Я не могу сказать, что мы отдаем. Когда ты делишься, ты становишься богаче, а не беднее. Поэтому я бы так сказал: нам удалось свои идеи распространить по миру, они дали ростки, которые мы предполагаем пожинать уже на нашей территории, — отметил Михаил Попов.
Но это теперь здесь рассуждают так. Сначала Михаилу Ковальчуку надо было собрать ядерные институты в "один кулак", а всем им вместе овладеть и бизнес-хваткой. Овладели. Взять тот самый суперкомпьютер, который специально сделали помощнее.
- Я правильно понимаю, что еще недавно этот компьютер был таким "наемным сотрудником" того же ЦЕРНа, а сейчас он уже может сам выступать чуть ли не работодателем?
- После того как наш компьютер стал уровеня TIR1, как это называется в ЦЕРНе, мы собираем здесь и являемся точкой, из которой мы раздаем данные, например, российским пользователям ЦЕРНа, — пояснил Антон Теслюк.
Не только на госбюджет, но и на такие доходы здесь и покупают оборудование для науки в России.
"Когда мы пришли в институт и все глубокие научные физические основы нам читали в лекциях в виде теории, а здесь мы видели, как это действительно работает. И вот здесь, далеко ходить не надо, в Москве, это было всем удивительно и вызывало шок. Наши ученые ездят читать лекции в Германию. Это тоже отражает некоторый уровень. То есть мы признаны", — говорят молодые ученые.
А вот теперь вернемся в Гатчину, где рядом с дворцами находится уже знакомый нам Институт ядерной физики. Из того, что можно показать здесь, — препарат со сложным названием "Фтордезоксиглюкоза" – сегодня самый популярный в диагностике рака и других заболеваний. С его помощью можно увидеть в теле злокачественную опухоль размером в пару миллиметров. Продукт еще какой прикладной. Но основан на тех самых фундаментальных исследованиях.
- Если по уму, то ученым нужно приходить к государству с пакетом из проектов научных и бизнес-планом в сопровождении.
- Абсолютно верно, — говорят ученые.
Есть и еще один ответ на вопрос, почему здесь решили достроить и модернизировать реактор-"долгострой".
"В ближайшей перспективе предполагается закрытие реактора в Гренобле", — рассказал Денис Минкин, директор Петербургского института ядерной физики имени Б. П. Константинова НИЦ "Курчатовский институт".
- И эта ваша штука станет монополистом?
- С точки зрения своих характеристик она будет претендовать на роль ключевой европейской установки.
- И к вам поедут ставить эти эксперименты?
- Да.
Конечно же, именно такая бизнес-логика для многих в новинку. К тому же на одной только такой логике фундаментальные исследования, конечно, основаны быть не могут и не должны. Но, собственно, через "Курчатник" государство и вернулось к созданию базы, к строительству тех самых новых установок для новых научных мегапроектов. Другой вопрос, а кому всем этим заниматься?
"Сейчас у нас работают порядка 250 людей, а к моменту энергетического пуска их должно быть 424. Мы ищем этих людей. Мы ездим по всей стране. Нам требуются инженеры, которые могут обслуживать наш реактор. Это инженеры управления, это электрики, механики, все специалисты, рабочий класс в том числе, который мы ищем по всей стране, — и в Гатчине, и в Ленинградской области, и в других городах", — рассказали в НИЦ "Курчатовский институт".
Думаем, найдут.
"Наша задача — втянуть всю страну и дать разные возможности молодежи со всей страны. Вот как президент собирает молодые дарования в «Сириусе» в Сочи, вот мы фактически таким же путем пытаемся формировать это сообщество", — подчеркнул Михаил Ковальчук, президент НИЦ "Курчатовский институт".
Согласимся, это создает уже совершенно новую основу и для международного научного сотрудничества. А оно, как мы поняли, не прерывалось.
- Какие-то перемены в отношении русских чувствуете? Или в ученой среде этого нет?
- Никакого негатива с любой стороны. Со стороны европейцев, американцев или даже украинцев, никакого негатива нет. Мы совершенно нормально общаемся, — признаются ученые. — Наука должна объединять людей.
- Вам впору помимо халатов получить и дипломатическую форму.
- Вообще научная дипломатия — тема, которая должна быть в ближайшее время очень популярной, — считает Михаил Попов.
- Мы, по сути, говорим о каком-то новом направлении политики, "научной дипломатии"?
- Это не новое направление. Оно всегда было. Но просто сегодня значимость его растет. Это — тот мостик, то направление, которое должно быть базой для изменения ситуации в мире к лучшему, — уверен Андрей Фурсенко.
Но что тоже очень важно: принципиально новая международная научная кооперация теперь, с запуском новых научных мегапроектов в самой России будет проходить и по принципиально новым правилам.
"Уже никто отсюда нами не может манипулировать. Мы — партнеры. Мы раньше были вассально нанятыми, а сегодня мы — равноправные партнеры", — подчеркнул Михаил Ковальчук.
Благодаря развитию научных проектов, дорога Петербург — Гатчина пойдет и дальше. А еще одна идея, которая сейчас обсуждается, — создание на северо-западе России нового "императорского кольца", которое свяжет научные центры и дворцы. А почему бы нет?
