В столице в пятницу открывается 31-й Московский международный кинофестиваль. Никита Михалков, президент ММК, в эксклюзивном интервью "Вестям FM" рассказал о том, как отразился кризис на фестивале, какие картины на нем представлены и о ситуации, сложившейся в отечественном кинематографе.
- Добрый вечер, Никита Сергеевич. Нынешний кинофестиваль – тридцать первый, но тем не менее, юбилейный. Полвека же ему?
- Да. Полвека. Сложная метрика у этого фестиваля, потому что раньше он проводился через год, потом стал ежегодным, поэтому пятьдесят и тридцать один – когда и как хочешь. Веселый фестиваль в этом смысле.
- Мы с вами уже говорили о кризисе, и вы высказали оптимистичную мысль о том, что кризис – это не всегда плохо. Это возможность оптимизировать. Это переосмысление чего-то. Пусть он накладывает некий отпечаток на все, что происходит, вы предложили относиться к этому отпечатку по-другому – не с суровым пессимизмом, а с оптимизмом. В связи с этим хотелось бы узнать, кризис наносит какой-то отпечаток на фестиваль?
- Я думаю, что он не наносит отпечаток пока. Дело в том, что в прошлом году мы объяснили правительству и доказали, что субсидии на фестиваль, чтобы он был более полноценным, нужно увеличить. На сегодняшний день нам их увеличили на 30 миллионов рублей. Чтобы было понятно – фестиваль в Каннах стоит в разы дороже. Но дело здесь не в деньгах. Чтобы обеспечить фестиваль, существуют необходимые траты, которые есть и должны быть. Если мы организовываем фестиваль, мы должны понимать, что это стоит денег. На сегодняшний день произошло даже наоборот. Так как эти деньги были выделены в прошлом году, они так и остались в бюджете фестиваля, поэтому мы не испытали серьезного потрясения с точки зрения финансов, хотя достаточно много партнеров, работающих с нами, были вынуждены отойти. Другой разговор – кризис кино, кризис тем, кризис внутреннего опустошения.
- Это объективная история, что это связано с бушующим кризисом или просто так получилось, что человечество дошло до такого уровня?
- Я думаю, что одно очень связано с другим, потому что кинематограф, который существует сегодня в своей массе, я имею в виду фестивальный кинематограф, – это довольно мрачное зрелище, довольно мрачные темы, мрачно рассказанные. В этом смысле, я считаю, что это определенный кризис кинематографа, кризис идеи, кризис ума, кризис чувств и так далее. Насколько это надолго и насколько это отразится на нашем кинематографе вообще, думаю, мы должны точно для себя понимать. Мы были на круглом столе в Липецке и в результате этой довольно долгой беседы, которая продолжалась около четырех часов, родился некий манифест людей, которые там были.
- А кто эти люди, которые там были?
- Кинематографисты. Можно называть бесконечное количество именитых известных людей. Просто возник вопрос: чего мы хотим? Мы чего хотим?
- А вы можете сформулировать, чего мы хотим, в смысле кино?
- Я могу. Это сформулировано и не мной: "Жестокая правда без любви – есть ложь". И это так. Особенно для традиции отечественного кинематографа, отечественной культуры, отечественной литературы. На сегодняшний день не нужно ничего особенного. Нужно просто показать человеку, в каком он состоянии. Рассказать ему, насколько он ничтожен и незащищен по сравнению со стихией, с кризисом, с безвластием или с нарушением законов. Поводы есть. Но если за этим не стоит сострадания, если за этим не находится боль за этого человека, если ты не относишься к его несчастью, как к своему несчастью, если ты не любишь этого человека, то ты вымываешь почву у него из-под ног. Он теряет волю жить. Я считаю, что это очень опасно.
- Вы говорите про манифест. Манифест бывает двух видов. Один из них – некая формализованная декларация в виде обращения на бумаге. Фестиваль – тоже своего рода манифест. Они для этого нужны? Чтобы вами, например, декларировать необходимое направление. Или нет?
- В определенном смысле да. Можно считать, что фестиваль – манифест. Мы берем только те картины, которые соответствуют той идеологии, которую мы проповедуем. Сегодня этого нет. Если вы помните кинофестивали при нашем прошлом строе, он был за гуманизм, дружбу, за мир, сотрудничество и так далее – общие фразы. И под это подгонялось все то, что так или иначе, входит в понятие добрососедских прогрессивных, по тем понятиям, представлениям, о мире. Сегодня совершенно другое время. Может быть тематический фестиваль, который говорит о том, что фестиваль у моря или фестиваль о лошадях и на нем будут фильмы о лошадях. Если мы начнем сегодня отбирать фильмы только те, которые вписываются в ту формулу, тогда мы останемся вообще без картин, потому что сегодня другое время. Но думается, что лицо Московского фестиваля еще не определено, на мой взгляд. Оно не обретено, потому что очень трудно ждать тендера и решения по этому тендеру до марта или апреля и за оставшиеся деньги, выигравшие тендер, мы должны заниматься организацией всего фестиваля. Фестиваль, по идее, должен работать в течение года. Ну, хотя бы, 8 месяцев в течение года для того, чтобы он мог готовиться. А когда мы оказываемся перед фактом, что через два-три месяца открывается фестиваль, а мы только сейчас получаем возможность отправлять людей, отбирать фильмы, договариваться с актерами, режиссерами, продюсерами и так далее, мы все время находимся в состоянии цейтнота. Для того чтобы обрести лицо, нужен шаг, движение, покой, равномерность нужна. Это первое. Второе – фестиваль должен иметь свою площадь. Он должен иметь свое помещение. В течение пяти лет мы беседуем с Юрием Михайловичем Лужковым. Мы говорим о дворце фестиваля. К сожалению, пока этого нет.
- Фестиваль – это надводная часть айсберга, который в Москве полторы недели будет проходить с 19 по 28 число. Фестиваль работает в течение года. Напрашивается аналогия со спортивной командой скаутов, которые ездят по всему миру, отсматривают и отбирают себе игроков, в данном случае имеются в виду фильмы. Посвятите нас в идеальную механику работы международного кинофестиваля.
- Идеальная механика – когда за восемь месяцев до фестиваля собирается информация, производится мониторинг того, что происходит в мире. Кто из великих, менее известных, молодых, зарекомендовавших себя, успел за это время снять или когда его картина будет закончена. Если эта картина заканчивается и эта картина достойна фестиваля, отборщики начинают с этими людьми вести переговоры. Отборщики ездят также на другие фестивали мира, которые, как вы знаете, проиходят каждый месяц в течение года. Уехав туда, они просматривают все, что уже сделано. Фильмы, не попавшие в конкурс того фестиваля, о котором идет речь, находятся в информационных просмотрах. Они забирают эту картину и начинают вести переговоры о возможности вставить эту картину в конкурс, если у продюсера и режиссера нет других планов, если он еще не обещан. Это система охвата мирового кинематографа с целью отобрать то, что может вписаться, по мнению отборщиков, в наш фестиваль.
- Отборщики – это кинокритики?
- Это профессиональные люди, которые практически по именам знают все, что сегодня в мире существует.
- На фестивале, который открывается завтра, представлены три российские картины и одна не из России, но наша – Киры Муратовой. Что еще яркого есть, чем мы могли бы сейчас в эфире привлечь людей?
- Я не имею возможности и права оценивать конкурсные картины, это не корректно. Вот нас все пытаются сравнить с Каннами – похожи или не похожи. Я не понимаю, зачем нам надо быть похожими на кого бы то ни было? Нам нужно обрести свое лицо. Приехал к нам такой-то или не приехал к нам такой-то. У нас есть такая национальная традиция – звезда, пока не приехал. Если считать официальные программы, а их 26 – это конкурс перспективы, это гала-премьеры 8 штук, это "Московская эйфория", составленная Андреем Плаховым – 8 фильмов, это программа "Восемь с половиной" Шепотинника, это "Взрывы прошлого" к 70-летию начала Второй мировой войны, это огромное количество перспектив. Это грузинское кино от "Клятвы" до "Покаяния" – 14 фильмов. Это ретроспектива Арутюна Хачатряна – 7 картин. Это огромная российская программа, на которую лом происходит каждый сеанс, и Дом кино разваливается. По большому счету за 9 дней посмотреть такое количество картин и программ, очень интересно. Всегда интересна программа документального кино. Это лучшие картины, которые вышли в прошедшем году. Или кино режиссера. Это не ретроспектива режиссера, а мы начали с прошлого года с меня – десять фильмов, которые, как мне кажется, на меня повлияли. В прошлом году был Панфилов. В этом году Шахназаров. Режиссер, который уже сложился как режиссер, у него есть имя, почерк и так далее, делится со зрителями своими ощущениями о том, кто, как ему кажется, на него повлиял. Это может быть фильм любого жанра: боевик, мелодрама, немое кино, современная картина или времен 20-х годов. Все программы, которые составляет Шепотинник, "Восемь с половиной" – это всегда первоклассное кино. Очень разное кино, но первоклассное. Другой разговор, что я думаю. Общий фон кино, с которым мы имеем дело сегодня – это кино депрессивное и разрушительное, на мой взгляд.
- Корректна такая формулировка, что есть фестивальное кино, а есть кино широкопрокатное?
- Картина "Миллионер из трущоб" фестивальное кино или широкопрокатное?
- По ощущениям широкопрокатное.
- А я убежден, что она совершенно спокойно могла бы получить любое гран-при на любом фестивале, включая Каннский.
- То есть, искусственное наделение?
- Нет. Есть элитное фестивальное кино для яйцеголовых, для эстетов. Я уважительно отношусь к любой точке зрения и к любому кинематографу, тем более, если там есть личностное отношение к проблеме. Но я думаю, конечно же, есть or not фестивальная картина – это картина, которая не может априори стать блокбастером для миллионов. Исключение составляет, например "Кто-то пролетел над гнездом кукушки". Картина, с одной стороны по тонкости фестивальная, с другой стороны – облетевшая мир так, что я думаю, мало кто в таком жанре получил такой успех.
- В завершении беседы, Никита Сергеевич. Вы говорили о том, что Московский кинофестиваль только обретает свое лицо. Он, по крайней мере, должен обрести свое лицо. Также вы сказали о нашем кино и о ситуации в нем, как о депрессивной. Вы тональность фильма имели в виду? Соответственно, нашему кино тоже нужно обрести направление или смириться с этой депрессией и работать постоянно в этом жанре, вызвав устойчивую ассоциацию у всего мира: индийское – с танцами, русское – депрессивное, американское – со спецэффектами. Да?
- Нет. Все, что естественно, – не безобразно. Я не верю в то, что естественно для нашей культуры, литературы и характера такая глубокая и всё уничтожающая депрессия. Это неправда! Мы никогда бы войны не выиграли, если бы это было так. Читайте "Василий Теркин"», а ведь проблемы там были не меньше сегодняшних, тем более, когда дело касается жизни и смерти. Это во многом искусственно. Это создано. Это, что называется, голый король. Есть люди, которые снимают "как все", а есть люди, которые снимают как угодно, но не как все. Меня интересует, как ты конкретно это чувствуешь. Я хочу видеть твое конкретное лицо. Я хочу, чтобы ты отвечал своим именем и лицом за то, что ты делаешь. Что ты хочешь сказать людям? Хочешь ты им помочь или нет? Хорошо. Может быть. Я не знаю, как помочь людям. Я нахожусь в страшной депрессии. Мне плохо и я об этом говорю. Но я все равно, так или иначе, как сказал один замечательный человек: "Жестокая правда без любви – есть ложь". Я готов любую правду, самую жестокую воспринять! Я готов с нею смириться. Но я хочу видеть, кого ты хотя бы любишь. Кому ты сострадаешь. А только в сострадании и любви можно найти выход из этой депрессии. А если нет, то пойди в армию, больницу – беспредел и беззаконие там и там, человек не защищен, возьми камеру и снимай! Запускай на телевидение. Программа будет классная! Такой депрессняк, так страшно – жить не хочется. Займись. Но это не задача художника. Это может быть задача журналиста, но журналиста, который хочет обратить внимание художника на то, что происходит, чтобы он это сформулировал. Но меня-то интересует, как выходить из этого. Меня интересует, как ты мне помогаешь жить. Как ты воспитываешь иммунитет в детях, в молодых или во мне самом к тому, что происходит. Если мы не будем об этом думать, мы просто нормально опустим руки, и любой может прийти и взять все, что захочет. Как так можно?
- Обычно в разговоре с Никитой Сергеевичем мы пытаемся поговорить о каком-то конкретном событии, а возвышаемся до интересных глубоких философских обобщений и за это еще раз спасибо. Давайте сейчас, на скорую руку, слоган Московского кинофестиваля, открывающего завтра, сформулируем и разойдемся.
- Не надо. Сейчас я приму твою провокационную идею и что-нибудь брякну такое. И пойдет: "Вон оно, оказывается, что". Я думаю, что слоган замечательный: "Где родился, там и сгодился". Этот слоган замечательный и на все случаи жизни. Поэтому Московский фестиваль надо принимать как фестиваль, который здесь. Бывает кривенький, косенький, но уже есть механизм. Я по себе сужу. Пять-семь лет назад я как бобик бегал – то там прорвало, то это не получилось, то обиделся кто-то. А сейчас существует команда, механизм и я могу смотреть кино. Я могу на фестивале помимо обязаловки и интервью, заниматься тем, что мне невероятно интересно. А это значит, что есть команда, которая должна работать. А если это так, то что вы тогда нас мучите все время и каждый год мы ждем, будем мы или не будем. Будем – начнем, а не будем – пусть другие. Никому от этого хорошо не будет. Думаю, что минимум три, а на самом деле – пять лет. Тендер выигран на 5 лет и люди 5 лет делают, если они могут это делать реально.
- Никита Сергеевич, спасибо вам большое.
