Москомнаследие выступило с инициативой ввести уголовное наказание за заведомо ложную экспертизу. Целенаправленное уничтожение исторической застройки стало сегодня обычной практикой. Однако прежде необходимо будет определить лиц, имеющих право проводить историческую экспертизу.
Мнение экспертов Института искусствознания более 40 лет было решающим в судьбе того или иного исторического здания. Все изменилось с 2002 года. 73-й федеральный закон о культурном наследии отменил старый порядок экспертизы, а нового не установил. То есть дал возможность действовать органам охраны памятников по своему разумению.
"Если раньше был эксперт, закрепленный за определенной областью, то теперь можно привлечь кого угодно. В Ярославле у кадетского училища – памятника классицизма – собирались снести флигель. Я отказалась, нашли другого эксперта, он подписал. Так ситуация не может продолжаться. Мы всё потеряем", – говорит Елена Щеболева, ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания.
В Петербурге панораму Московского проспекта на старинный Новодевичий монастырь изуродовал жилой комплекс. Строительство разрешили на основании выводов архитектурной мастерской Татьяны Славиной. Минувшей осенью сняли охранный статус с трех гектаров земли в Сестрорецке. Теперь участок подорожал раз в сорок. Новый владелец тоже "заказал" экспертизу.
В такой накаленной ситуации утвержденное 15 июля прошлого года Положение о государственной экспертизе было бы спасательным кругом. Но оно не работает, так как нет инструкции об аттестации экспертов.
"Ждем месяца через два. Проходит утверждение в Минюсте", – говорит заместитель министра культуры РФ Андрей Бусыгин.
Итак, с середины лета не может быть в принципе никакой экспертизы. Значит, отказ межведомственной комиссии Владимира Ресина принять на охрану в Москве Расстрельный дом, палаты Гурьевых, типографию Эль Лисицкого не имеют законной силы. Ведь приговор им вынесли эксперты, которые не имели в принципе никакого права делать какие-либо заключения.
В новом положении о госэкспертизе много тонких моментов. Например, заявленный в 73-м законе принцип гласности никак не развивается. А значит, по-прежнему будет невозможно узнать, кто и какое заключение сделал. Допускается проведение экспертизы одним человеком. Что в ряде случаев является прямым путем к оказанию давления.
"Когда эксперт стоит один на один перед миллионами на кону, то справиться с этим невозможно", – говорит Павел Пожигайло, глава попечительского совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК).
Однако мнение авторитетных общественных организаций, как, например, ВООПИК, оказывается выключенным из схемы "инвестор-эксперт-чиновник".
"Если будет поправка в закон о том, что это надо делать публично, – предполагает руководитель Росохранкультуры Александр Кибовский. – Но зная наше сообщество, где на два эксперта приходится пять мнений, не представляю, как это может быть организовано".
Конечно, это может быть организовано и по европейским образцам, и по советскому принципу – научно-методических и общественных советов. Система охраны в СССР была очень жесткая. Зато сейчас практикующих специалистов к разработке нового положения не привлекали.
"Почему-то не были задействованы специалисты. Даже в советские времена не допускалось, чтобы чиновник сам разработал методические указания и сам же их запускал. Всегда доверяли специалистам", – утверждает Игорь Русакомский, старший научный сотрудник Государственного института искусствознания.
Не дожидаясь законов и их претворения в жизнь, сами жители городов становятся все активнее. В Ростове акции в защиту исторической водолечебницы помогли найти добросовестного инвестора. А в Петрозаводске горожане не позволили снести два деревянных особняка в центре. Но теперь эти дома встали в длинную очередь ожидающих государственной экспертизы. Пока не будет введена инструкция об аттестации, дело с мертвой точки так и не сдвинется.
