Евгений Петросян: у меня нет искусственного смеха

Евгений Петросян – человек феноменального успеха. Отношение к нему часто полярное. Разговор о юмористах такого калибра – это разговор о нашем обществе. Они ведь как "губки": как никто чувствуют, какие у людей настроения. Ну, и, конечно, их формируют. Итак, Петросян – знакомый и другой.

Евгений Петросян – человек феноменального успеха. Отношение к нему часто полярное. В известном смысле разговор о юмористах такого калибра – это разговор о нашем обществе. Они ведь как "губки": как никто чувствуют, какие у людей настроения. Ну, и, конечно, их формируют. Итак, Петросян – знакомый и другой.

Никакие рассуждения о Петросяне невозможны без минимум упоминания его супруги Елены Степаненко. Дуэт. Вернее, не дуэт, а пара. На самом деле, таких трогательных взаимоотношений найдешь мало в каком коллективе и даже мало в какой семье. Она с него – пылинки сдувает, он ее – обожает.
А вот вообще поразительная сцена. Елена Степаненко следит за выступлением мужа из-за кулис. Обратите внимание и на реакцию, и на текст: Степаненко за кулисами трогательно слушает, шевеля губами вслед тому, как Петросян читает со сцены.

- А что вы в пятой графе писали? Бакинец?

- Я писал армянин, но в принципе вы правы. Вы правы.

В родном Баку молодой Женя Петросян был вот каким. Кстати, как видим, именно на то время приходятся первые его эксперименты с масками.

А мы тем временем проходим Кремль, где Петросян после одного из правительственных концертов памятно сказал, что ему нужна не машина и не квартира, а репертуар. Он знал, о чем говорил – после работы-то у самого Утесова! Именно там он отточил сначала конферанс.

- А вы сами какое искусство любите, Евгений Ваганович? Чем вы увлекаетесь? Помимо истории юмора, которую вы собираете, это я знаю, а вот, что вы для души.

- Когда-то Шарль Морис, философ Франции, живший три века назад, сказал потрясающую фразу: "Бесцветные эпохи говорили "искусства", высокие эпохи говорили – "искусство". Я люблю искусство вообще. Я прихожу на балет, и если это хороший балет, я волнуюсь, если это плохой балет, я скучаю.

- Только что вы сказали плохой балет, хороший балет...

- Да. В любом искусстве есть и хорошее, и плохое, в любом жанре.

- А может быть есть нечто, что мы просто не понимаем и поэтому склонны назвать его плохим?

- Может быть, и не понимаем. Но, вы знаете, у меня один признак понимания – волнует меня или нет. Я категорически против того массового явления на телевидении, когда подставляется искусственная реакция.

- У вас нету смеха искусственного?

- Никогда! Категорически.

- А что делать с теми зрителями, которые не понимают вашего юмора, такие же тоже есть?

- Ну, что значит, что с ними делать?

- Ну, вы хотели бы их привлечь?

- Не надо их наказывать за это.

- Но вам бы хотелось расширить свою аудиторию или вы уже работаете на тот сегмент, который вы высчитали.

- Я работаю на всех.

-Когда началась перестройка, мы задумались, но не долго думали. Мы открывали запрещенные темы. Юмористическая театральная эстрада – дело живое и быстрое. Мы открывали, действительно, темы: мы первыми заговорили о коммунистах, о генеральном. Мне кричали: "Женя, молодец! Давай! Давай!" Это был восторг не от того, что я там что-то гениальное сыграл, а там.

- От смелости даже, наверное.

- От смелости.

- Евгений Ваганович, хотел бы добраться до сложного вопроса.

- Да, пожалуйста.

- Вот, если сравнить, если посмотреть на то, что вы делали в 90-е годы, там было очень много выступлений не только сатирического свойства, а я бы сказал, что в них был очень силен заряд гражданского пафоса в самом хорошем смысле этого слова. Да, была другая эпоха, но и вы были другим.

- Мы все были другими.

- Да. Большая часть того, что сейчас вы делаете на сцене, относится к несколько иному жанру. Вам не жалко?

- Я никогда не задавал такой вопрос – жалко ли. Юмор, он ведь не на Луне и не в подземелье, он в нашем обществе. … И вот это вот что-то такое медицинское было со зрителем в возбужденном состоянии таком. И это было необходимо.

- Сейчас?

- А мы не будем так вот резко. А 92-й год – что это такое, как по-вашему? Это шок! Цены взлетели в сто, а потом в тысячу раз. Шок! … Юмор иногда может фактом своего существования сказать человеку: "Не унывай! Не унывай! Есть радость на земле! Все будет хорошо".

Юмор нужен человеку. Ницше очень хорошо сказал: "Я знаю, почему человек изобрел смех – он много страдал".

Любить Петросяна или нет – каждый решает сам. Но мы не случайно завершаем отрывком из его "фирменного" номера именно с супругой, Еленой Степаненко. Потому что если Петросян – барометр массовой аудитории, то именно она – барометр его.

- Она – помощница, она – жертвеница. Она пожертвовала всей своей карьерой ради меня, все в доме подчинено моей работе, а не ее работе. Ну, потом, когда я ее заставил все-таки выступать сольно, а не в подыгрыше артисту Петросяну, конечно, мы думаем и о ее репертуаре, о ее творческом процессе.

- Не ревнуете ее?

- Да бог с вами! Как можно ревновать своих учеников?!

Судя по телерейтингам, в прошлом десятилетии Петросян смог зацепить что-то именно у большинства. Как никто он почувствовал страну. Такой, какой она есть. И такой, какой стала. В том числе, конечно – уже и его трудами.

В отличие от многих других у Петросяна не сначала телевизор, а потом "чёс" по стране, а наоборот: сначала "обкатка" номеров на концертах и только потом – в эфир.

Вот мнения зрителей.

- Я очень люблю творчество Евгения Вагановича. Я почти не пропускаю ни одного московского концерта.

- Мы из Харькова, мы не москвичи, и он когда вот приезжал к нам, например, во дворце спорта выступал, это было что-то нечто. Очень интересно, весело, вообще у него такие интересные, юмор такой бохатый.

- Есть над чем посмеяться, поразмыслить, философия. Она всегда навевает определенные мысли и действия.

Он точно знает, что способно взволновать, завести зрителя.

Так какой он? Нам он встречу назначил на борту новейшего ледокола, который теперь в любую погоду курсирует по Москве-реке. На набережных много символов самых разных эпох, которые Петросян пережил – все. С успехом.