В этот день ровно 100 лет назад - в 1910 году - Лев Толстой ушел из Ясной Поляны. Пожалуй, это был первый случай, когда драма из личной жизни освещалась СМИ в режиме реального времени. Можно сказать, двадцатый век начался с ухода Толстого. Телеграф, телефон, киносъемка, фотографии с места событий, газетные репортажи с пометкой "молния". Кстати, "Графиня изменившимся лицом бежит пруду" - это не Ильф и Петров для Остапа Бендера сочинили, это в тот день про Софью Андреевну, жену Льва Толстого в газетах писали. Это она под фотовспышки журналистов бежала в отчаянии топиться в яснополянский пруд. А потом помчится и сам журналистский корпус на безвестную доселе станцию "Астапово". Для освещения последних дней жизни могучего старца.
И, что же, все как теперь? Разве что слова "папарацци"не было? Нет. Отношение к происходящему было другим. Все понимали, что происходит что-то неизбежное и роковое. Что тут все тревожно на самом деле. По одной простой причине - действующие лица драмы на публику не играют. Их чувства искренни. Никакого гламура.
Конечно, публика была не прочь узнать, что конкретно привело к тому, что рухнул проект под названием Счастливый Брак. Под который, - язвить так язвить, были написаны величайшие романы ХIХ века - "Война и Мир", "Анна Каренина", "Воскресение".
Бесспорно Софья Андреевна, да и вся семья Толстого не разделяли его философских воззрений. В том смысле, что всерьез менять свою жизнь они были не готовы. Но тогда Толстому проповедовать высокую нравственность, аскетизм, да даже просто ходить босиком по росе и косить луг вместе с мужиками, а при этом жить в родовом графском имении с обслугой, с выездом - это же получается тот самый гламур, который пострашнее фарса.
Поэтому нет сомнений, что решение уйти он принимал головой, а не сердцем. Еще в 1897 году Толстой записал в дневнике "Как индусы под 60 уходят в леса, так всякому религиозному человеку хочется последние годы жизни посвятить Богу, а не шуткам, каламбурам, сплетням, теннису... Уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении".
Сейчас, тут, конечно, ухо ловит, что для Толстого спорт, теннис, стоял в одном гламурно-пошлом ряду со светскими сплетнями. Но важнее, что, он, похоже, не отдавал себе отчета, что этот его поход к уединению и тишине сам по себе превратится в бойкий репортаж со спортивной арены..
Но и это еще, оказывается, полбеды. Ведь, Бог знает что написали о Толстом те, кто верстал себя под его размер. Философы, политики. Ленин из женевского кафетерия писал: "Толстой смешон как пророк, якобы открывший новые рецепты спасения человечества". Бердяев: "Толстой должен быть признан величайшим нигилистом, истребителем всех ценностей и святынь". И это о человеке, религиозность которого отлучением от Православной церкви только увеличилась. В глазах тогдашнего российского общества, то уж точно.
Знал бы Лев Николаевич, что так его уход интерпретируют, может, и остался бы в Ясной Поляне.
