Известная поэтесса Белла Ахмадулина скончалась в Москве на 74 году жизни. Об этом стало известно буквально несколько минут назад. "Вести ФМ" поговорили о поэтессе с Григорием Заславским.
"Вести ФМ": Григорий, здравствуйте! Вам слово.
Заславский: Здравствуйте! Вот вы сказали "поэтесса". Белла Ахатовна Ахмадулина была из тех, кто безо всякой болезненности относилась к этому спору и дискуссии – кто они, женщины, пишущие стихи? Поэты, поскольку само сочинение стихов – занятие совершенно мужское – или поэтессы. Ее не унижало звание поэтессы. Ее никогда, по-моему, при жизни не называл "великой", и на момент смерти, этот самый грустный момент, как раз позволяет сказать это. Она действительно была великим поэтом или великой поэтессой, я повторяю, ей не было важно, как ее называли.
Когда вспоминаешь ее, то, в первую очередь, вспоминаешь образ птицы, кажется, вот-вот взлетит из фильма Хуциева, где она выступает в той самой аудитории Политехнического, где они, "шестидесятники" – Вознесенский, Рождественский, Окуджава, Ахмадулина – вышли к публике и стали любимы не сотнями, не тысячами, а десятками тысяч. Стадионы – это те, кто приходил на их выступления, и кто вслушивался в их стихи. Казалось, если Евтушенко, Рождественский адресуются действительно к этим самым десяткам тысяч, то голос Ахмадулиной, хотя бы потому, что она женщина, и потому что стихи ее были намного лиричнее, намного интимнее, чем их, полные социального пафоса, адресуется к единицам. Но любили ее точно так же, как и их – тысячи и десятки тысяч. И говорила она в своих стихах вроде и о любви, но и о каких-то очень серьезных, очень важных вещах. Но сейчас, вспоминая ее стихи, их огромное количество в памяти. Например: "О пошлость, ты не подлость, ты лишь уют ума". И много других каких-то строк, которые, однажды прочитанные, тут же впечатывались в памяти. Это стихи какой-то невероятной искренности, невероятного какого-то интимного и отражавшего одновременно новые свободные чувства свободного поколения "шестидесятников", к которым она принадлежала.
В последние годы, очень часто, видя ее какую-то отрешенную, появлявшуюся на самых разных светских мероприятиях, думалось, ну как, если ей сейчас придется выступать, что она скажет. Но в момент, когда она выходила на сцену на тех или иных вечерах, все чаще и чаще вечерах памяти, а не юбилеев, она мгновенно брала себя в руки и говорила часто долго, но это были очень продуманные, очень трагичные слова и выступления. И сейчас, прощаясь с ней, понимаешь, что огромная пустота образовалась в русской культуре, в русской поэзии в связи с ее уходом. Это огромная и невосполнимая утрата. И, прощаясь с ней, в первую очередь, конечно, хочется передать слова соболезнования ее мужу, замечательному театральному и просто художнику Борису Асафовичу Мессереру.
Беседу с Григорием Заславским слушайте в аудиофайле
