Скандалы и даже судебные процессы вокруг современного искусства, а также принятие закона о возвращении религиозного имущества весь минувший год сотрясали российское арт-сообщество. Итоги минувшего года в современном искусстве подводили в студии радио "Вести ФМ" общественный деятель и галерист Марат Гельман и обозреватель Анна Кочарова.
Кочарова: Добрый день. В студии - Анна Кочарова. И сегодня в гостях у нас Марат Гельман - галерист, куратор, член Общественной палаты и вообще человек, который в огромной степени формирует все то, что происходит у нас сегодня в искусстве и в современном искусстве. Марат, добрый день.
Гельман: Привет.
Кочарова: Примерно год назад мы подводили итоги того года, сейчас попытаемся подвести итоги 2010 года, который тоже был наполнен разными событиями. Прежде всего хочется мне вспомнить очень громкий и, наверное, для многих неприятный скандал с выставкой русского современного искусства в Лувре. Напомню коротко, что не допускали какие-то работы, вы опубликовали информацию в ЖЖ, разразился скандал. В итоге все это сгладилось. Но тем не менее, вот напомните коротко основные этапы.
Гельман: Ну, ситуация такая. Дело в том, что эта выставка делалась французскими кураторами. Собирались работы из разных коллекций и работы, принадлежащие художникам, в том числе работы Пермского музея современного искусства, в котором я директор, и в том числе работы Авдея Тер-Оганьяна, значит, радикальный абстракционизм. Это очень такая ироничная, красивая серия работ, в которых художник показывает, что если вам кажется, что произведения искусства как-то задевают ваши чувства плохие, оскорбляет вас, то, возможно, это дело в вас. То есть на работах были изображены абсолютно абстрактные, ничего не значащие картинки, и к ним были надписи, взятые из Уголовного кодекса.
Кочарова: И, кстати говоря, изображения эти можно посмотреть в Интернете, если кого-то это интересует.
Гельман: Элементарно. Дело в том, что этот проект показывался в музее Гуггенхайма в Бильбао, этот проект показывался на выставке "Россия" 24 года тому назад, показывался в "Гараже", показывался в Третьяковской галерее. То есть это очень известная серия работ.
Кочарова: Что случилось сейчас в таком случае?
Гельман: Вдруг какой-то чиновник испугался, что французский зритель…
Кочарова: Заранее испугался.
Гельман: Да, что французский зритель это не так поймет. И, может быть, имеет смысл эти работы с собой не везти. Причем, испугался он за день до отправки работ. И еще я предполагаю, что это скорее всего был чиновник, ответственный за отправку работ.
Кочарова: Просто вот технически за отправку, да?
Гельман: Ну, практически технически. И произошло очень странное дело. Дело в том, что в Министерстве культуры, в центре современного искусства государственном, видимо, не понимают, что запрет – это ужас, запрет – это что-то сногсшибательное, это невозможно, это позор! Потому что они так легко поддались вот на уговоры этого чиновника, что действительно, а что там с этой выставкой, она сильно…
Кочарова: И решили быстро поменять.
Гельман: 20 художников. Ну, там одного не будет. И взяли и отправили выставку без этих работ.
Кочарова: Ну, надо, наверное, еще напомнить нашим радиослушателям, что Тер-Оганьян - человек непростой, он живет сейчас не в России. Причиной оказалось уголовное дело, которое возбудили против него после перфоманса с разрухой икон.
Гельман: Да, он живет в Праге. Но в данном случае всех, конечно, художников и нас всех возмутил сам факт цензуры.
Кочарова: И художники-участники выставки стали протестовать вместе с вами.
Гельман: Да, стали протестовать. И вот эта вот легкость, с которой они согласились запретить какие-то работы, она, собственно говоря, и есть главная проблема.
Кочарова: Для вас это шок.
Гельман: Ну, они все еще считают, что это как бы, во-первых, это их прерогатива, а во-вторых, что это ничего страшного. Ну, мало ли, мелочь какая-то. И, собственно говоря, все это время чиновники министерства как бы говорили: ну, не эти работы, ну другие, не этот художник… какая разница?
Кочарова: А действительно, вот с точки зрения обывателя, ну какая разница, ну подумаешь. А вдруг действительно французы не так нас поймут?
Гельман: Дело в том, что факт цензуры – это сигнал. Ведь у нас же официальная цензура отменена, то есть у нас нету специального органа. Что это значит? Это значит, что всякий человек, если цензура морально разрешена, может стать цензором. Например, в прошлый раз цензором попытался стать таможенник, и был с Дрезденской галереей скандал, когда "Синие носы" вдруг решили, что они издеваются над Путиным. Потом, значит, цензором стал министр культуры Соколов. То есть как бы в этой ситуации, если художественное сообщество не подымает алармизм, то есть не бьет в колокол, то мы не успеем оглянуться, как завтра вокруг каждого художника, каждую выставку будут окружать огромные толпища цензоров.
Интервью с Маратом Гельманом слушайте в аудиофайле
Слушайте интервью на другие актуальные темы на сайте радио "Вести ФМ"
