Новый роман Юрия Козлова, как и последние его вещи, похоже, написан для себя. Или для никого. Или для таинственного и невидимого соглядатая.
Козлов - профессионал. Недаром переведен на множество языков. Он пишет, точно и ловко схватывая приметы быта, реальности, четко и остро создавая образы. Но, кажется, его очень мало заботит читатель и вообще жанр романа, а значит, и логика сюжета, соразмерность композиции. Есть ощущение, что создавать "нормальную прозу" такую, как "Одиночество вещей" или "Ночная охота", Козлову довольно давно уже стало скучно. Почему? Потому что хочется "идей и прозрений"? Или важная государственная деятельность незаметно отражается в прозе, замедляя и затемняя сюжет и мягко его обнуляя? Или автор уверен, что победили "рынок и пиар", и настоящую литературу все равно никто не оценит (ради кого стараться!)? Или же первое предположение – самое верное: Козлов, действительно, пишет для кого-то никого, как Франц Кафка, завещавший Максу Броду все написанное истребить?
О чем "Почтовая рыба"? О необыкновенных приключениях гражданки Зверевой и гражданина Рыбина. О тихой трагичности. О старении тел и исчерпанности чувств, напускной ироничности и внутреннем подростковом бунте: "Я ли это? Кто я? Где я? С кем я живу? Что с моей страной? Что с прошлым?" О будущем лучше и не спрашивать. Оно и пусто, и темно. Есть настоящее, местами благополучное, но абсолютно тошное, переживаемое с тайной горячностью и каменной маской лица.
Кредитная карта с миллионом евро, лихие байкеры, цыганка-гадалка, алкоголь, Дом Парламента, звонки, двойники, пиджаки, драка с летальным исходом, треп, современная техника, чудеса клонирования, бомба в кафе и пластырь, которым заклеивают пулевые отверстия, – все это не главное, а второстепенное. Это фон романа. Это элементы фабулы, иногда захватывающей, но в целом столь же загадочной, сколь и название книги.
"Почтовая рыба" - прежде всего, собрание остроумных и странных наблюдений и зарисовок, наследующих Розанову и перекликающихся с Галковским. Самое живое здесь, очевидно, взято прямо из жизни. Например, придуманная ребенком сказка о веренице украденных санок, ползущих сквозь ночь под светом фонарей. Или сжатый до абзаца, но сильный подлинностью рассказ о смерти отца. Или душераздирающие, по-японски тонкие воспоминания о собаках. Одна собака упала с балкона на балкон этажом ниже и начала лаять и выть.
"Немедленно внизу собралась толпа. Собаку уже увели с балкона, вернули домой, и она снова выставила в окно бородатую, правда, несколько озадаченную морду, а толпа все не расходилась".
Что до идей, которыми насыщена книга, они неравноценны. Рефлексии о Советском Союзе, новой России и путях прогресса явно уступают тому лучшему, что в этой книге есть, а именно мыслям о женщинах и их портретам. Здорово было бы, если бы Козлов написал книгу новелл о женщинах! Могло бы получиться превосходно. Когда читаешь о том, что каждая женщина – предательница, кажется: это не текст, а собеседник перед тобой, или это внутренний твой голос говорит – так искренне и просто изложено. Вот здесь – в разговоре о женщинах, их разновидностях, страстях, подлостях и страданиях - абсолютно уместна грустная козловская насмешливость.
"Фамилию Кузнецова почему-то носили здоровые крепкие девки – без талии, но с толстыми ляжками… А вот фамилия Яковенко доставалась женщинам худощавым, исключительно умным, но стеснительным в сексе… Андреевы был, не в пример Поповым, привередливы в выборе…"
Нет, все-таки есть некая японская мелодия у Козлова! Но об этом как-нибудь в другой раз.
"Книги" с Сергеем Шаргуновым на радио "Вест ФМ"
