На этой неделе в Москве состоялись переговоры президента России Дмитрий Медведева и лидера Боливии Эво Моралеса. Он – один из самых ярких латиноамериканских политиков, первый этнический индеец, ставший главой государства, – впервые приехал в Россию. И, похоже, остался доволен и российским климатом, и климатом новых отношений. В интервью Сергею Брилеву Эво Моралес рассказал о преспективах развития отношений с Россией.
- Господин президент, есть у вас пара жестов, которые даже я, родившийся и выросший в Латинской Америке, не понимаю. Например, когда вы прикоснулись к сердцу президента Медведева. Или когда вы словно шептали что-то венку у могилы Неизвестного солдата. Что это означает? Это ведь что-то из культуры индейцев?
- Да, это такая дань памяти великих предков, наших героев, которые по ходу истории, вечно сражались за освобождение наших народов. А от всего сердца – нашим кумирам, за нашу дружбу, за наших великих людей и героев.
- Господин президент, объясните мне одну вещь, пожалуйста. Здесь, в России, в вашей политике многие кое-чего не понимают. С одной стороны, вы сами только что назвали наркотрафик главным внутренним врагом Боливии, и в свой первый же визит в Москву подписали с Россией конвенцию о совместной борьбе с этим злом. Раньше такое соглашение у вас было и с США. Но вы, будучи до этого лидером профсоюза тех, кто выращивает коку, когда стали президентом, посла США из Боливии выслали, а соглашение о борьбе с наркотиками с США расторгли. Так какова точно ваша политическая позиция по коке?
- Во-первых, листья коки в их естественном состоянии – это еще одно сельскохозяйственное растение: лечебное и съедобное. Никакого вреда здоровью человека от него нет. Конечно, совсем другое дело – это когда с помощью химических реагентов из коки получают кокаин. Но кокаин мы и не защищаем, с этим мы и сами боремся. Ну, а во-вторых, для США борьба с наркотрафиком – не более, чем ширма. А на самом деле – геополитика, повод обеспечить присутствие. И не только своего посла, но и таких организаций, как ЦРУ и Управление по борьбе с наркотиками. Но и это управление, на самом деле, занимается, прежде всего, активным политическим вмешательством. Я, например, приветствую послов со всего мира, в том числе и из России. Готов к сотрудничеству с ними. Больше того, готов выслушать их рекомендации и даже какие-то ориентировки. Но, господа послы, не навязывайте мне политику, не пытайтесь менять мне моих министров! А посол США занимался именно этим. Вот с этим с приходом к власти моего правительства покончено. Хотите вместе бороться с наркотиками – добро пожаловать. Но без условий, пожалуйста! Представьте себе: стоило выслать посла США, как развалились все заговоры против моего правительства. Кто-то тут сказал: не бывает госпереворотов там, где нет посла США. В Латинской Америке мы этого навидались. Я и сам, когда служил срочную, был невольным участником военных переворотов.
- А какую роль, на ваш взгляд, должна играть в регионе Россия?
- Честно говоря, одно уже только присутствие, возвращение России в Латинскую Америку, уже это – огромный удар по США. Политическая поддержка Россией наших региональных процессов гарантирует процесс, как мы говорим, обретения второй независимости. Ведь у нас что получилось? На место бывших колониальных держав Европы пришла империя США. И России незачем ставить задачу подменить собой США. А вот дополнить друг друга мы можем. Мы как одна семья!
- Вы оказались в России в день, когда объявлены итоги референдума в Венесуэле. А они позволяют вашему коллеге Уго Чавесу оставаться в президентском дворце навсегда. Что скажете?
- Я приятно удивлен тем, что и по прошествии десяти лет народ Венесуэлы отдает свой голос за революцию. Чавес – наш брат, товарищ и, я бы даже сказал, первый посол Боливии. Конечно, наши чувства – особые. Ведь Боливия носит имя Боливара, великого освободителя, который родился именно в Венесуэле. Как мы можем не испытывать особых чувств к венесуэльцам, которых возглавляет товарищ, брат, Его Превосходительство Уго Чавес? Я очень рад тому, что народ его принимает и дает ему возможность переизбираться. На какой срок – не знаю. Но это венесуэльцам решать.
