На днях официально окончена и сдана госкомиссии реставрация дома Сысоева в Печатниковом переулке. Конец новости. Далее на этом месте предполагался не то что радостный, а просто восторженный текст, посвященный событию, и он уже был написан. Сам себя, вчерашнего, развернуто процитирую:
"Граждане москвичи, не проходите мимо этой, казалось бы, обыденной новости: это не просто ещё один спасенный старый московский дом. Это обыкновенное, но оттого не менее невероятное чудо. Так уж вышло, что для старой Москвы «дом с кариатидами» стал условным рубежом, на котором держались надежды на её будущее – у кого последние, у кого предпоследние, но адрес "Печатников, 7" значил для города невероятно много. Слишком велико было очарование этого странного, но дико московского дома, и слишком безнадежной казалась ситуация всего пару лет назад. Никто не ждал, что проблема сможет решиться в кратчайшие сроки и наилучшим образом".
При ближайшем рассмотрении, чуда не состоялось, а я раскаиваюсь в том, что снова поверил людям на слово. Ибо в день сдачи объекта, в день торжественных тостов и поздравлений, слова говорились только самые теплые: вот как непросто было это все сохранить в подлиннике, в достоверности авторского почерка. Как трудно было доказать приемной комиссии, что вся эта кривизна и неправильность и составляют характер спасенного нами памятника. Ну то есть имеется кривизна, обретенная зданием в процессе жизни – московская практика "строительства памятников архитектуры такого-то века" заставила многих отвыкнуть от того, что старые дома как правило бывают кривоваты. И есть врожденная неправильность именно этого дома, которую в день банкета списывали на своеобразный творческий метод его строителя, экс-крестьянина Петра Сысоевича Сысоева.
Еще десять лет назад, до публикации книги москвоведа Нины Молевой, мало кто знал, что значит претенциозный вензель ПС на фасаде этого дома, сам же дом ставили в пример как образец трогательного купеческого дурновкусия. Потом мы узнали, что Сысоев, уроженец подольской деревни Сафроновой, в отличие от многих своих собратьев, перебравшихся в Москву и осевших в хитровских ночлежках, уверенно шел к успеху и в 1896 году прикупил небольшой каменный дом на Трубе. Согласовал в Управе вполне пристойный проект перестройки фасада, а потом втихую учудил то, что мы видим — Сысоев имел мастерскую лепных украшений и посему превратил фасад дома в выставку готовой продукции.
Мастер он, надо сказать, был незаурядный – говорят, работал в Филипповской булочной, Метрополе и Елисеевском магазине. Но и бывшая крестьянская непосредственность явила себя, в том числе в интерьерах парадного второго этажа, где две небольших и невысоких, объединенных аркою комнаты, украшены замечательной, но явно чрезмерной для этого помещения лепниной. Но что это – кич или высокое наивное искусство? После того, как в интернет попали первые фотографии фасадов и интерьеров отреставрированного дома, народ принялся обсуждать: а почему карниз такой странный, почему руст двоешный, почему цвет зелененький? В день банкета я передал эти вопросы лицам, причастным к реставрации, и на большинство вопросов получил ответ: так было при Сысоеве, к нему и вопросы.
А сегодня нашлись те, кто не поленился более детально рассмотреть фотографии, сделанные до и после реставрации. Ну и я тоже поднял свои архивы. И вот когда задаешь вопрос "А почему здесь картуш в карниз не вписался?", получаешь ответ "Сысоев особой грамотностью не обладал", а потом, сравнивая фото, понимаешь, что до реставрации всё вписывалось куда следует, и не просто ловко, а вполне артистично и художественно… В общем, вот почему этот текст, которому очень хотелось быть восторженным, стать таковым не смог.
Однако, в соответствии с доброй русской традицией, нельзя не отметить, что могло быть гораздо хуже. Ибо в 2000-е годы крутой склон Сретенского холма, раскрывавшийся к Неглинке одной из лучших в городе панорам, подвергся массированной атаке со стороны так называемых застройщиков. Не то, чтоб Печатникову переулку досталось больше, чем его соседям, но именно здесь, на контрасте с хрупкою красотой ландшафта, было особенно очевидно крушение гармонии, традиции, здравого смысла, гражданской и профессиональной совести и прочих полезных понятий. Дом Сысоева стоял практически на сломе, ниже него – "теперь здесь офис", за ним – живые старые дворы.
И лишь случайным стечением обстоятельств объясняется то, что застройщики не успели дотянуться до дома в годы лужковского развеселья, когда погиб его знаменитый сосед – Печатников, 3, адрес крупнейшего подпольного монашеского скита в СССР. Случайно и то, что бомжи не спалили дом, стоявший пустым около десяти лет, и что лепные потолки не рухнули, после того как неопознанные налетчики в один день разнесли перекрытия меж первым и вторым этажом. И вот теперь, когда появилась возможность не просто спасти дом от сноса, но и сделать его образцовым объектом, на зависть, в назидание, и просто во спасение души, эта возможность не использована. И ведь старались – снимали и реставрировали потолочные розетки, восстанавливали трафаретную роспись спальни, покупали у коллекционеров старые изразцы для разбитой печи. А результат всё равно не греет, и я не знаю – спешка ли виновата, экономия, всеобщая привычка к халтуре или отсутствие правильного контроля. Ведь известно, что государственная охрана памятников стала органом скорее юридическим и не вникает в художественные тонкости проектов, а методсоветы, на которых профессионалы обсуждали работы своих коллег, ныне упразднены.
Также известно, что неконтролируемая реставрация является самым изощренным способом порчи памятника. Потому что сквозь все перестройки и ремонты, дыры и заплатки, бывает можно разглядеть его подлинную фактуру. Реставраторы же, умея очень тонко её копировать, имеют возможность создавать оптические иллюзии, которым поверит самый въедливый краевед. И если прежний Сысоев был крив и скорбен, то новый заметно похорошел и ободрился, но он будет вам врать. Немного иные пропорции потолка, немного упрощенная прорисовка или отсутствие ряда деталей, и цельный, грамотный, продуманный интерьер превращается в набор отливок, а наивное искусство – в кич.
Но более всего меня удивила фраза, услышанная от одного из официальных руководителей процесса: "Да не тот это объект, чтобы из-за него копья ломать". Очевидно, что для профессионала не бывает тех или не тех объектов: любая работа обязана быть исполнена безупречно. Для нас, то есть общественности, долгие годы писавшей письма куда следует, подпиравшей рассыпающийся дом самодельными подпорками, водившей вокруг него всевозможные хороводы, этот объект – один из важнейших. Для Департамента культурного наследия, курировавшего эти работы, адрес тоже важнейший, поскольку это первый памятник, реставрированный по программе «рубль за метр», и ему подобало бы быть образцовым. Да и новым хозяевам дома, вложившим в него немалые силы и деньги, было бы приятно слышать лишь поздравления. А на выходе, вместо праздничных фейерверков – "не тот объект". И эти люди будут мне говорить за Сысоева.
фотографии предоставлены автором
