В Москве развернулись споры вокруг судьбы закрывающихся больниц. На первый взгляд, новость — ужасная. Встречных вопросов — два: а дальше с такой якобы бесплатной медициной, как сейчас, можно и почему не протестуют поликлиники?
Переходу на систему обязательного медицинского страхования, на так называемое одноканальное финансирование, длится не один год. Но то — терминология сложная. А вот общественное сознание взбудоражено документом, попавшим в Интернет, о том готовящемся масштабном сокращении врачей и коек в больницах. Об этом "Вестям в субботу" рассказал заместитель мэра Москвы по социальным вопросам Леонид Печатников. Сам он — врач-терапевт.
- Леонид Михайлович, начнем с судьбы двух конкретных московских больниц, вокруг которых сейчас очень много шума: 61-й и 11-й. Вы их закрываете?
- Ну, вот видите, сразу закрываете! Нет, мы их не закрываем. Эти больницы не выдержали стресс-теста — они не смогут выжить в условиях одноканального финансирования в системе обязательного медицинского страхования. Мы их, конечно, не закроем. 61-я больница будет передана Первому московскому медицинскому университету имени Сеченова — это, кстати, моя альма-матер — для создания там университетской клиники. И этот вопрос уже подтвержден не только ректором, но и министром здравоохранения Вероникой Игоревной Скворцовой.
- А 11-я?
- Эта больница тоже не выживет в условиях обязательного медицинского страхования. Мы планируем сделать ее целиком больницей паллиативной помощи, где могут быть сконцентрированы больные, которые сегодня находятся в хосписах и на реабилитации. Практически для всех больниц, которые не выживают в условиях одноканального финансирования, готовится судьба больниц, работающих в социальной сфере, то есть социальные койки. Во всем мире социальные и интенсивные койки давно разделены.
- Вы использовали несколько словосочетаний, которые требуют дополнительных разъяснений. Как только оказываешься в московской поликлинике, практически везде сталкиваешься — при всем уважении, любви и часто хорошей помощи, которую там получаешь, — с врачами-гастарбайтерами. Молдаване, азербайджанцы, армяне... Это, в принципе, свидетельствует о том, что в Москве есть дефицит врачей. Если же вы сейчас начнете реформировать больницы, получается это произойдет вопреки здравому смыслу?
- Во-первых, давайте не будем путать больницы и поликлиники. Ни одной поликлиники не было закрыто. Наоборот, мы строим новые. 15% медицинского персонала в Москве — это жители других регионов, чаще Подмосковья. Треть медиков приезжают к нам из Подмосковья, а иногда из близлежащих областей. Это не просто так получилось. У нас всегда была выше зарплата. Но сегодня в Подмосковье не хватает реально 37 тысяч врачей. Их там очень ждут. Им там предлагают жилье. Это то, чего мы себе позволить не можем.
- А ждут ли врачей, сокращаемых в больницах, в поликлиниках внутри одного города?
- Конечно. Врачей, которые не найдут себе места в больницах в силу сложившихся причин, ждут в поликлиниках. Другое дело, когда главный врач поликлиники или амбулаторного объединения определяет профиль врача, который ему нужен. Он ориентируется на заболеваемость контингента. Он анализирует, много ли у него больных сахарным диабетом. Значит, нужно больше эндокринологов. А если у меня, извините, много психических нездоровых людей, то мне нужны психиатры.
- С этим в Москве все нормально.
- Да, с этим в Москве все замечательно. И если при этом мы не находим места для врача-уролога ни в больнице, ни в поликлинике, такой специалист не должен забывать, что урология – это хирургическая специальность. Он по первичной своей специализации — хирург. И мы предлагаем ему вспомнить хирургию, свою основную и базовую профессию, и прийти в поликлинику хирургом, которых у нас очень даже не хватает, как не хватает педиатров, врачей общей практики. В больницах нам не хватает анестезиологов-реаниматологов, врачей лучевой диагностики, рентгенологов и специалистов по КТ и МРТ. И мы им предлагаем учиться. Теперь все зависит только от их желания.
- То есть критика в основном звучит только от тех, кто не хочет переучиваться?
- Боюсь, что так. Хотя некоторых из этих людей объективно можно понять. Когда человек пенсионного или предпенсионного возраста и всю жизнь проработал в больнице, для него будет очень тяжело, а иногда и неподъемно, когда ему скажут: иди и переучивайся. И я это очень хорошо понимаю. Я и сам уже довольно немолодой человек и прожил в этой профессии всю свою жизнь. Ну, что поделаешь?.. Нам же надо думать не только об этих врачах, но прежде всего о пациентах.
- А что плохого и неправильного в том, что на закате советской эпохи у нас количество врачей и коек на душу населения было очень высоким, повыше, чем во многих странах Европы?
- Я бы мог ответить вам на этот вопрос другим вопросом. У нас количество производимой обуви в Советском Союзе было предостаточно, чтобы обуть весь советский народ. Но почему-то мы гонялись за югославской и считали, что это великое счастье, если нам попались югославские ботинки или сапоги. Вот здесь как раз и есть трагедия. Мы потеряли качественное медицинское образование, потеряли медицинские школы. Развал начался давно. Я могу его считать с 1918 года, когда 20 тысяч врачей покинули Россию. Это и 20-е годы, начало репрессий 30-х, когда был убит Владимир Михайлович Бехтерев, расстрелян Дмитрий Дмитриевич Плетнев. Я отношу к этому и знаменитое "дело врачей". Есть много других причин. Но самое главное – в другом. Мы бы и это пережили. Но когда в середине 70-х на должности преподавателей медицинских вузов стали отбирать не по способностям, а по блату, по партийности, по общественной нагрузке, по национальности, случилась катастрофа. Эти люди — не все, конечно, но многие из них — сегодня стали профессорами. Они защищали кандидатские, докторские, ни разу не прикоснувшись к больным. Они ничему не могут научить. Это и есть трагедия. А для медицины это — катастрофа. Поэтому если мы сегодня не остановим этот процесс, наших с вами детей, в том числе и моих внуков, лечить будет просто некому. Это я вам гарантирую.
- Это был взгляд на профессию изнутри. Теперь давайте на нее посмотрим глазами пациента. Количество больниц будет сокращаться. Что делать пациенту, если он заболел? Сейчас ты приходишь в поликлинику, и если у тебя проблемы, тебя отправляют в больницу. А если больниц не будет, как быть?
- Кто вам сказал, что не будет больниц? В городе будет работать 35 тысяч коек интенсивного лечения, то есть для больных с острыми заболеваниями и обострением хронических болезней. Показатели для госпитализации, между прочим, не менялись никогда, даже при советской власти они были теми же самыми. Просто хроническая болезнь без обострения никогда не считалась показанием для госпитализации. 35 тысяч коек интенсивного лечения! Для сравнения: в Сеуле на 10 миллионов населения – только 25 тысяч коек, в Израиле на 8 миллионов населения — 16 тысяч. Плюс к этому добавляются туберкулезные койки, которые к ним не относятся, психиатрические, наркологические, инфекционные. У нас остается не менее 60 тысяч коек только городских. Заметьте, в Москве есть несколько систем здравоохранения. Четыре крупных больницы РЖД, госпиталь гражданского флота. МВД, Министерство обороны, ФСБ — у всех есть госпитали. Плюс кремлевская медицина, которая тоже сегодня не так богата, как раньше, и готова принимать больных с финансированием из Фонда обязательного медицинского страхования. Эти койки я вообще не считал.
- Недавно мне пришлось столкнуться с нашей медициной. В больнице я получил такое обследование, какое не получил бы в поликлинике. Вы собираетесь перенести из больниц в поликлиники технологии, оборудование?
- Обследование больного с неэкстренным заболеванием должно производиться в поликлинике, и сегодня у поликлиник есть эти возможности.
- Но не всегда есть специалисты, которые умеют работать с новым оборудованием.
- Это правда. Но ведь и для этого тоже надо учиться. Задача, которая стоит перед нами, — научить поликлиники проводить обследования, чтобы больница принимала их результаты как свои собственные.
- С каким призывом вы обращаетесь к врачам больниц, которые, на ваш взгляд, подлежат сокращению?
- У меня два призыва. Призыв номер один к тем врачам, которые действительно хорошие профессионалы: я прошу вас не беспокоиться. Для хорошего профессионала всегда найдется место. Хороший профессионал без работы не останется. Я приведу пример. Среди тех, кто возмущается, есть доктор-эндокринолог из 11-й больницы. Доктор Демичева не просто хороший врач, она известный медик и очень классный эндокринолог. Две московские больницы уже предложили ей место у себя, потому что у нее есть репутация, она действительно классный специалист. Господа, если вы чего-то не знаете, что-то не выучили вовремя, пожалуйста, идите и учитесь. Место врача в больнице города Москвы, по-моему глубокому убеждению, должно быть дефицитным, престижным и очень высокооплачиваемым. Если бы меня спросили, чего бы я хотел добиться, я бы ответил, что хотел бы добиться этого. Вот все, что я могу сказать.
