Россиянка Анна Кудрявцева из Института молекулярной биологии имени В. А. Энгельгардта РАН в 2018 году была признана одной из самых талантливых 15 молодых женщин-учёных и в рамках программы "Для женщин в науке", созданной Фондом L'Oreal и ЮНЕСКО, приехала в Париж на международную церемонию награждения (мы рассказывали об этом событии ранее). Анна и 14 представительниц других стран были выбраны из 275 претенденток, занимающихся исследованиями в самых разных областях науки: экология, устойчивое развитие, химия, эволюционная биология, физика, фармакология, эпидемиология, медицина, нейронауки и другие.
Корреспондент проекта "Вести.Наука" (nauka.vesti.ru) пообщался с Анной и задал ей несколько вопросов о её научной деятельности, а также выяснил, как российские исследовательницы могут получить стипендию в размере 10 тысяч евро и что даёт участие в программе.
Корреспондент "Вести.Наука": Анна, расскажите, пожалуйста, про себя и про свои исследования.
Анна Кудрявцева: Я мечтала стать врачом со второго класса. Собирала книжки по маминым знакомым. Изучала, как называются вены и артерии. Но денег ни у кого не было в те времена и я пыталась найти место, где можно будет выучить нужные предметы до достойного уровня, чтобы поступить на медицинский. Поскольку школа, в которой я училась, была при консерватории, полноценное общеобразовательное образование на нужном уровне получить в ней было затруднительно.
Недостающие знания я отправилась получать в Санкт-Петербургский государственный университет. Там была такая структура, которая называлась Малый биологический факультет. Преподаватели, которые читали лекции студентам, также читали лекции школьникам. Всё было по доброй воле, из желания поддержать интересующихся детей. Студенты-старшекурсники также проводили два раза в неделю занятия, где подробно разбирали материал лекций и давали школьникам какие-то дополнительные знания.
На первой же лекции я влюбилась в биологию. Это был рассказ о строении одноклеточных организмов протистов. Я так заинтересовалась, что осталась в биологии на несколько лет. После этого, будучи ещё школьницей, я пошла заниматься простейшими организмами на кафедру зоологии беспозвоночных (задолго до поступления в вуз, ещё в восьмом классе школы). Уже тогда я начала вести научную работу.
В Питере олимпиады устроены не так как во всей остальной России. Во всей России это тесты, а у нас необходимо было сделать экспериментальную работу и, конечно, это очень затягивает. Я три раза выигрывала городские олимпиады, которые приравниваются к региональным.
Собственно в молекулярную онкологию (изучение развития рака на уровне молекул — прим.ред.) я уже пришла, когда искала себе место, где делать кандидатскую диссертацию. Я подала заявление на сайт со своим CV, и меня начали приглашать в разные лаборатории. Первое место, куда меня пригласили, как раз была лаборатория, в которой занимались онкологией, точнее её генетическими аспектами.
Корреспондент: Почему именно эта область науки стала вашим коньком?
Анна: Это своего рода случайность. Но я так и осталась работать в этой области.
Корреспондент: Расскажите про свою научную работу подробнее.
Анна: Мы сотрудничаем с Институтом хирургии имени Вишневского. Они с 90-х годов прошлого века оперируют параганглиомы головы и шеи (новообразования, возникающие в нервной ткани или эндокринной системе, доброкачественные от злокачественных медики пока отличить не в состоянии — прим.ред.). За это время в Институте сформировалась уникальная коллекция образцов. Также в исследование включаются пациенты, которые приходят в настоящее время с таким диагнозом для проведения хирургического лечения.
Мы исследуем образцы опухолей и крови пациентов, чтобы понять молекулярно-генетические механизмы формирования и прогрессии параганглиом. Это очень интересная группа опухолей, потому что до 40% из них (по данным разных авторов) являются наследственными. Наследственные опухоли необходимо изучать, прежде всего для развития методов профилактики онкологических заболеваний.
В Европе 22% всех диагностируемых видов рака относят к редким. Лечить их труднее, а через пять лет после постановки такого диагноза выживает 47% пациентов (против 65% в остальных случаях). Фото L'Oreal/перевод "Вести.Наука".
Корреспондент: Сейчас у Вас своя лаборатория?
Анна: У меня своя лаборатория в Институте молекулярной биологии, но я также работаю в Московском научно-исследовательском онкологическом институте им. П.А. Герцена. И это не просто исследовательский институт, это ещё и крупная онкологическая клиника. Здесь я могу лучше понять, как развивается заболевание, я могу поговорить с врачами. Становится яснее, как нам нужно работать, в каких областях, что конкретно требуется врачам, чтобы это было внедрено в клиническую практику. Тесный контакт с клиникой необходим, чтобы мы вели не просто какие-то отвлеченные научные исследования, а работу, которая будет полезна. Такой подход совсем другими глазами позволяет взглянуть на ситуацию.
Корреспондент: Возвращаясь к теме лаборатории. Как сложилось так, что у Вас появилась своя лаборатория? Насколько сложно в нашей стране быть женщиной-завлабом?
Анна: У меня история очень интересная. Всё в моей жизни — это череда совпадений, счастливых в основном. Лабораторию я тоже получила совершенно удивительным способом. Я только защитилась, 10 декабря, и совершенно не понимала, как мне дальше быть, что делать, в какую лабораторию переходить, в какой институт. Я ждала какого-то знака, поскольку я уже привыкла за свою жизнь, что что-то мне показывает, куда мне идти дальше.
И вот единственный раз за всё время обучения в институте в качестве аспиранта, я привела сына на детское празднование Нового года. Единственный раз. Мы с сыном почему-то задержались, и в десять часов вечера выходили пешком в сторону метро. В это же время в десять вечера, совершенно невиданное дело, вышел директор Института и также пошёл пешком до метро. Это почти невозможная ситуация, я такого не видела ни до, ни после.
В итоге мы выходим вместе, и он мне рассказывает, что в институте назрела большая проблема. Через Академию наук был куплен дорогостоящий геномный секвенатор, и его надо срочно запускать. Однако делать это некому, так как руководитель геномного центра, в силу возраста и проблем со здоровьем, отказался браться. Ситуация усугублялась тем, что метод исследований совершенно новый, опыта ни у кого не было. Тогда он спросил меня, не могу ли я порекомендовать каких-нибудь исследователей, которые взялись бы за это непростое дело, и дальше начал расписывать, какие могут быть отличные возможности у человека, который бы взялся за запуск этого прибора. Рассказал, что ему и лабораторию могли бы организовать и поддерживать его. В общем, отличные перспективы. Я выслушала всё это и решилась спросить, не подойду ли я на это место? Он мне ответил, что был бы рад, если бы я нашла своё место в этом институте. Но мне необходимо будет самой убедить его заместителей по науке, что моя кандидатура — наилучший вариант. В нашем институте предпочитают брать на научные должности сотрудников изнутри института, бывших аспирантов, а не кого-то извне. Проблематично брать на работу человека неизвестного, от которого неизвестно чего стоит ожидать, хочет ли он работать, не зная, каковы особенности его характера. Мы в итоге договорились, что встретимся с заместителями директора до Нового года и обсудим сложившуюся ситуацию.
Но до Нового года встретиться не удалось, поэтому все новогодние каникулы я провела за учебниками, книгами, в попытках найти потенциальных пользователей этого прибора и сотрудников. В попытках понять, как запустить новый прибор в условиях, которые сложились, ведь помогать нам некому — почти никто в России ещё этой методикой не владел, а официальный дилер, представляющий компанию-производителя в России, и ответственный за проведение обучения, в этот период как раз менялся.
После каникул мы встретились, и выяснилось, что есть ещё два кандидата, мужчины, тоже кандидаты наук. А ведь часто люди думают, что на руководящую должность стоит брать сотрудников мужского пола. Тем не менее мне удалось убедить совет.
Я предоставила список потенциальных пользователей: у нас же Центр коллективного пользования. Прибором должны были пользоваться разные люди. Такое оборудование закупают именно в такие центры, чтобы они не стояли у одного человека, который на них не сможет найти ни денег, ни задач. Им пользовались в итоге сотрудники нашего института, других научных институтов, а также многих коммерческих организаций.
Менее чем через полгода я запустила прибор, доказала, что я могу, что я в состоянии. У нас сформировалась дружная группа молодых исследователей. Но нам надо было ещё немного поработать, чтобы доказать, что мы чего-то стоим и достойны называться лабораторией.
Анна стала одним из лидеров в области комплексных геномных исследований рака в России, основанных на анализе больших массивов данных. Фото L'Oreal/Екатерина Анохина.
Корреспондент: Что происходит в вашей научной жизни сейчас?
Анна: Сейчас мы Лаборатория постгеномных исследований, а также Центр коллективного пользования "Геном". У нас есть несколько научных направлений, которые мы активно развиваем. Приборов в Центре уже намного больше. Тот, с которого всё началось, больше не используется. Я защитилась в конце 2010 года. В 2011-м я начала запускать прибор после Нового года. Прибор сам был 2009 года изготовления. Но это та область, которая стремительно развивается, и сейчас он уже считается устаревшим.
Теперь он у нас стоит как напоминание о том, как всё начиналось, вызывает какие-то приятные ощущения. Я даже английский язык выучила благодаря ему, так как надо было постоянно звонить в техподдержку в США. А когда ты по телефону разговариваешь с людьми, это уже совсем другой уровень владения английским.
Благодаря этому прибору я очень сильно продвинулась в своей жизни и карьере.
Корреспондент: Расскажите для других женщин, которые хотят побывать на вашем месте, немного о программе. Как Вы сюда попали? В чём отличие национальных этапов от международного?
Анна: Система организована таким образом, что сначала женщины и девушки подают заявку на национальную стипендию. Как там происходит отбор, известно. Первый этап: учитываются наукометрические показатели, то есть сколько у претендента статей и с какими импакт-факторами, какое место занимает конкурсант в списке авторов статей, какой у него индекс Хирша. Дальше рассматривается 30 лучших кандидатур, из которых российским жюри выбирается десять.
Позднее из этих десяти участниц комиссия выбирает одну кандидатуру, которая в будущем подаёт заявку на международный конкурс. То есть от каждой страны выбираются девушки, и в итоге международная комиссия из них выбирает 15 девушек от 15 разных стран.
По каким критериям выбирает международное жюри, я, к сожалению, не знаю. Но, конечно же, я была в полнейшем восторге, когда я узнала, что именно меня выбрали из наших десяти девушек. А когда я поняла, что победила и здесь, моя радость не знала границ. И я очень горжусь, что я представляю нашу страну в Париже. Несмотря на все сложности.
Корреспондент: Что конкретно с Вами и другими молодыми участницами программы происходит в Париже? Может, какие-то советы дадите для других женщин-учёных?
Анна: Здесь проходит тренинг, цель которого научить женщину строить свою научную карьеру. Как организаторы нам рассказали в самом начале, любой человек в карьере достигает определённого уровня и дальше что-то его удерживает, чтобы пойти ещё выше вверх [по карьерной лестнице]. Мы все здесь чего-то добились, кто-то чуть больше, кто-то чуть меньше, но цель тренинга обеспечить нас знаниями, дать некий заряд энергии, чтобы, вернувшись в свои страны, мы могли двигаться дальше, прыгнуть выше. Очевидно, что у всех есть свои культурные особенности, особенности политической ситуации, того, как устроена наука, как чувствуют себя женщины в науке.
Однако главное — это внутренний потенциал, который нужно активировать, чтобы человек сам понимал, какие у него сильные стороны. Надо дать толчок человеку, чтобы он сам сделал своё лучшее будущее.
Здесь у нас появились менторы, которые нам будут помогать в течение ближайшего года. Организаторы старались их так подбирать, чтобы ментор был не из твоей страны, но знакомый с её особенностями. Например, моя ментор сейчас работает в Канаде, хотя она из России. Она понимает, какова ситуация здесь, в нашей стране. Она в своё время была лауреатом премии от Канады.
Участницы программы прошли совместно с лауреатами международной премии For Women In Science 2018 специализированные тренинги. Фото L'Oreal.
Корреспондент: Мы много говорим о женщинах в науке. В чём, на ваш взгляд, отличие женщины-учёного от мужчины-учёного? Каковы плюсы, каковы минусы. Понятно, что Вы будете судить с точки зрения женщины-учёного, и всё же.
Анна: Женщины, как правило, более гибкие. Они могут рассматривать ситуацию не в лоб, а искать больше обходных манёвров и возможностей. В этом, наверное, основное отличие. Женщина может быстрее приспособиться к каким-то особенностям. Подходы у нас немного разные, и в научной деятельности это тоже проявляется.
Корреспондент: Расскажите, в чём секрет вашего успеха. Какие качества должны быть у женщины, чтобы добиться того, что мы наблюдаем в вашем случае. Может быть, вы увидели какие-то качества других талантливых и подающих надежды молодых женщин-учёных, которые приехали в Париж из других стран. Качеств, которые ведут не просто к результату и удовлетворению, а именно к успеху.
Анна: К успеху в любом случае ведёт оптимизм. Но это работает не только в случае женщин. Совершенно очевидно, что если человек смотрит в будущее с надеждой и позитивом, то ему намного проще. Успех будет ему сопутствовать.
Добавим, что в 2018 году заявки на участие в программе подавались молодыми исследовательницами с 28 июня по 13 июля 2018 года. Имена национальных победителей, как и прежде, будут объявлены в Москве в ноябре 2018 года.
