Тяжелые страницы истории: как жили и выживали на Соловках

30 октября в России традиционно отмечается День памяти жертв политических репрессий. Мероприятия проходили по всей стране.

30 октября в России традиционно отмечается День памяти жертв политических репрессий. Мероприятия проходили по всей стране. Символом террора 30-х годов ХХ века стали Соловки. Жертвами той жуткой системы становились все: и те, кого охраняли, и те, кто охранял. Как на Соловках жили и выживали те и другие?

В Москве с утра и до глубокого вечера люди шли к монументу "Стена скорби" на проспекте Сахарова — с цветами и лампадами.

Кажется, что почти за сто лет здесь ничего не изменилось: тот же причал в городке Кемь, почти такой же катер, который по Белому морю сейчас доставляет на Соловки туристов и паломников, только раньше он доставлял заключенных.

"Известный сюжет, когда для устрашения кого-то прямо сразу на причале расстреливали", — сказала Светлана Тюкина, научный сотрудник Соловецкого морского музея.

Это про лютого начальника лагеря особого назначения Ногтева. Ему приписывается знаменитая фраза, что "власть здесь не советская, а соловецкая".

"На поверке, когда прибывал новый этап, он выбирал красивого или высокого заключенного и убивал, чтобы запугать всех остальных", — сказал Юрий Бродский, историк соловецких лагерей, писатель.

Юрий Бродский изучает Соловки полвека. Сросся с этими камнями, сжился. Знает и о них почти все, и о тех, кто лежит под этими валунами: контрреволюционерах, белогвардейцах, русских интеллигентах.

"Это лагеря для священников всех конфессий, которые популярны в народе, потому что они идеологически чужды. Это лагеря для филологов, потому что новое правописание, знатоки старые должны быть временно изолированы. На 3 года, на 5 лет", — рассказал Бродский.

Соловецкий монастырь большевики решили закрыть в начале 20-х годов, а когда на островах разместили СЛОНа — Соловецкий лагерь особого назначения — оказалось, что в кельях в удаленных скитах еще живут монахи.

"Всем монахам предложили выехать на материк как нежелательному элементу. И вот тогда 60 человек из братии сказали, что если невозможно им здесь оставаться , то они просят расстрелять их на монастырском кладбище и похоронить в этой земле, потому что они дали обет окончить свою жизнь на месте своего пострига", — пояснила одна из монахинь.

Власть пошла навстречу — всех монахов оставили в качестве вольнонаемных сотрудников лагеря. По территории своей бывшей обители кто-то ходил в черных рясах, а кто-то — в гимнастерках и штанах.

"Как это ни странно звучит, 60% лагерного женского населения были проститутки. Большие города были перегружены после войн — и Первой мировой, и Гражданской", — рассказала Анна Яковлева, заведующая отделом истории Соловецкого архипелага музея-заповедника.

Все окрестности монастыря — в ямах, бывших могилах. Никто точно не знает, сколько погибло от холода, голода, болезней, а сколько было расстреляно и замучено.

"Иногда я видел по 2-3 черепа в яме, это явно указывало на то, что здесь захоронение заключенных", — сказал Олег Кодола, исследователь Соловков, внук заключенных.

"В общей сложности там содержались 15-16 тысяч человек в год. Оказаться на Соловках — это значило с высокой степенью вероятности погибнуть. Не все попавшие туда люди погибали, но все ходили по краю смерти. Мы знаем, что там чудом выжил Дмитрий Сергеевич Лихачев, просто действительно чудом", — отметила Наталья Самовер, хранитель фондов Сахаровского центра.

Лихачева арестовали как члена студенческого кружка за доклад о старой русской орфографии, "попранной и искаженной врагом Церкви Христовой".

"Его хотели убить, хотели съесть его просто. Каннибальство имело место быть в лагере", — сказал Юрий Бродский.

Их называли социально близкими в отличие от тех политиков, контрреволюционеров, которые прошли по 58-й статье. Лихачев перешел на такую блатную матерную феню, что матерые уголовники опешили. Перед ними был явно не простой человек, а с богатым уголовным прошлым, и от него отстали.

"Донесли начальнику лагеря, куму. Тот его вызвал, и Лихачев сказал, что он — студент-филолог, просто изучает лексикон из любопытства. И тогда ему поручили создавать специальный словарь уголовного сленга, и он этим занимался. Его переводили из барака в барак", — сказал Юрий Бродский.

Пробираемся в глубь Соловецкого острова. Дороги такие, что не пройти. Сначала — на "буханке", потом — несколько километров пешком по болоту. Тут еще один Соловецкий камень — персональный: Лихачева и Короленко.

Все зависело от того, насколько ты зарекомендовал себя как заключенный перед лагерным начальством. Лихачев занимался легким трудом, это не лесоповал.

Он отсидел на Соловках четыре с половиной года и сначала хлебнул всякого, даже лошадью пришлось быть.

"Это были очень тяжелые работы — временно исполняющий обязанности лошади. Пристяжным он был, кирпичи возил", — пояснила Анна Яковлева.

"Им особенно было приятно наказать профессора, ученого, того, кто в нормальной жизни был бы их выше", — вспоминал Лихачев.

На Соловках есть официальная Голгофа — Голгофо-Распятский скит на острове Анзер — а есть Голгофа по сути — Секирная гора с храмом-маяком. Там размещался штрафной изолятор.

"Первый этаж штрафного изолятора в лагерное время. Единственное, что сохранилось со времен лагеря, — дверной глазок", — рассказал Юрий Бродский.

"Дверь с глазком. Рисунок заключенного. Это необыкновенная редкость. Это уникальные рисунки, потому что рисунков или фотографий, изображающих внутренние помещения Соловецкого лагеря, сохранилось крайне мало", — отметила Наталья Самовер.

Здесь заключенных истязали особым, изощренным способом. Тут не было нар, а только тонкие жердочки.

"По периметру изолятора находились жердочки, причем двух типов, это слеги такие. Жердочки, когда ноги заключенного доставали до земли или когда не доставали и наступал отек конечностей", — сказал Юрий Бродский.

Храм не отапливался. Спали на холодном полу штабелями — в несколько рядов друг на дружке — чтобы теплее было.

"На Соловках и в других лагерях совершались неисчислимые зверства. Кто же с этим спорит? Я это описывал, конечно. Соловки — это квинтэссенция, сгусток русской национальной истории. И трагедии, и беды. Восхождений и нисхождений", — подчеркнул писатель, автор книги о Соловках "Обитель" Захар Прилепин.

То, что Прилепин взялся за эту не самую популярную у сторонников коммунистической идеи тему, было большой неожиданностью. Хотя что тут неожиданного? Если у нас в истории все переплетено и маршалы, прошедшие ГУЛАГ, потом командовали Парадом Победы в 1945-м.

"Метафизически говоря, родня моя находится и там, и там. И среди жертв и среди палачей. Так как я могу отказаться от одного условного деда и принять другого условного деда? Как я скажу? Вот ты, дед, был плохой, а ты хороший?" – рассуждает Захар Прилепин.

Наверное, за Соловки только спустя век и надо было браться. У Прилепина в "Обители" получилось честно про большевистский террор, а великий пролетарский писатель Максим Горький как раз об этот соловецкий камень и споткнулся. Посетив лагерь, он назвал условия содержания заключенных отличными.

"Они ему ничего не говорили, но они в карманы ему засовывали записки, и он улыбался и говорил: "Да-да". А потом сдал эти записки чекистам", — рассказал Юрий Бродский.

"Очерк "Соловки" был опубликован в журнале "Наши достижения", и заключенные получили номер этого журнала в свою библиотеку. Конечно, они были возмущены тем, что написал Горький. Вадим Чеховский, расстрелянный потом в 1929 году, написал письмо открытое Алексею Максимовичу, обличающее Горького. Заканчивалось оно словами: "Вы — мудрый человек, Алексей Максимович, но как же горька ваша совесть", — рассказала Анна Яковлева.

При начальнике Соловецкого лагеря Федоре Эйхмансе режим поменялся, стали поощряться невиданные вольности: выпускаются газеты и журналы, открываются спортивные секции и театральные студии.

"Латышский стрелок такой. Он позволял делать кто что хочет. Театр? Создали семь театров на территории лагеря. Библиотеку? Библиотеку. Выращивать ондатру — все ондатры, которые в России, — с Соловков", — пояснил Юрий Бродский.

В самом привилегированном положении оказался конструктор безоткатного реактивного орудия Леонид Курчевский. На Соловки он попал после нецелевого использования средств. Говоря по-простому, деньги, предназначенные для разработки артиллерии, он потратил на постройку экспериментального вертолета. Дальнейшие разработки пришлось воплощать в жизнь уже в лагере.

"Он построил аэросани, которые позволили соединить Соловки с материком в зимнее время", — рассказала Наталья Самовер.

Курчевскому разрешили иметь ружье и собаку. Он был заядлым охотником и продолжал стрелять дичь даже на Соловках.

"Это было очень эфемерное благополучие. Сегодня он — главный инженер, у него есть ружье, собака и свобода передвижения, но завтра что-то может расстроиться в его отношениях с начальником лагеря — он может потерять все эти привилегии и оказаться в штрафном изоляторе на Секирке , как любой другой заключенный", — отметила Наталья Самовер.

Это был смелый эксперимент воспитания человека новой формации. Естественно, трудом. На Соловках произошло все наоборот. Совсем не по Энгельсу. Заключенные теряли человеческий облик от непосильных условий, а охранники зверели от безнаказанности и неограниченной власти. Получилась очередная утопия. Тюрьма светлого советского будущего, где не должно быть никаких тюрем, превратилась в ГУЛАГ. А изобретателя Курчевского после освобождения из Соловецкого лагеря расстреляли в 1937 году по одному делу с маршалом Тухачевским.

Огромные соловецкие камни — как тяжелые страницы российской истории. Их не перевернуть и уж тем более не вырвать. Они так и останутся с нами навсегда непосильным и неподъемным грузом.