В воскресенье в эфир телеканала "Россия" выходит новая программа "Лучшие годы нашей жизни", которую будет вести Юрий Стоянов. В интервью ведущему программы "Вести в субботу" Сергею Брилеву он рассказал, о чем будет новая передача.
- Здравствуйте, Юрий Николаевич!
- Привет.
- У вас завтра большая премьера на канале "Россия". Но сейчас я бы хотел вас спросить о новостях этой субботы. Что для вас значит 7 ноября?
- Именно 7 ноября? Или вообще праздники в начале ноября?
- Давайте с 7 ноября начнем.
- Я объясню, почему я уточнил. Потому что это вопрос физиологический. Дело в том, что за все эти десятилетия у нас организм привык к тому, что в начале ноября должны быть праздники. Это уже такое свойство организма. Это если шутить или пытаться шутить.
А если серьезно, то любой праздник – это понятие светлое. Чем их больше, тем лучше. В прошлом 7 ноября – это, как правило, холодный день, свободный от занятий, портреты, выданные в руки, и легко одетые студенты изображают радость на лицах и маршируют либо в Одессе, либо на Красной площади в Москве. Вот что такое 7 ноября.
- А 4 ноября отмечали сейчас?
- Нет, не отмечал. Пока. Вы знаете, я однажды в церкви был на крестинах. И батюшка подошел к одному человеку и спросил: "А почему не крестишься? Стесняешься?" И он ответил: "Да как-то неудобно, как-то не получается у меня". И священник говорит: "А ты начни. Ты попробуй, и получится". Количество людей, поздравивших с этим праздником меня, делавших это естественно и искренно, по сравнению с прошлым годом значительно увеличилось.
- Юрий Николаевич, на этой неделе отмечается 20-летие падения Берлинской стены. Понятно, что это событие замечательное. Но вот не выплеснули ли мы тогда вместе с водой и ребенка? Я не к тому, что наши солдаты должны непременно стоять у Бранденбургских ворот в Берлине, но оказаться в ситуации, когда многим захотелось выдавить Россию на периферию Европы, это, наверное, не совсем то, о чем мы мечтали в 1989 году.
- Наверное, не совсем. Конечно, если эта стена была сооружена как символ разъединения одного народа, то она должна быть снесена, когда этот народ объединялся. Но такое иногда возникает ощущение, что эта стена разрушена только с восточной стороны, только с нашей. А когда ты идешь в какое-нибудь посольство, я или мои друзья и коллеги, то возникает такое ощущение, что с западной стороны эта стена осталась.
- Неужели Вы сталкивались с проблемами с визами?
- Сталкивался. Вы знаете, еще вот какая штука. Такое ощущение, что когда мы все это делали, мы напоминали девушку из картины "Неравный брак". Мы так хотели понравиться. Была наша армия, были офицеры, которых в спешке сажали вагон и вывозили оттуда. Все побросали. Все как-то не по-хозяйски, как-то нерачительно. Лишь бы понравиться. Вот этот осадочек остался.
- В Питере на следующей неделе Конституционный суд России будет рассматривать один очень европейский вопрос – быть или не быть в России смертной казни? Что бы вы посоветовали судьям в этом вопросе?
- Это как раз не очень европейский вопрос. Это очень наш вопрос. Вы знаете, мы живем в такой стране, хотим мы этого или нет, где у закона всегда очень много личного. Я бы очень советовал судьям каждый раз представлять себя на месте тех, кто понес какую-то жуткую утрату, и каждый раз пытаться в себе найти аргументы, которыми бы они могли объяснить этим людям отсутствие смертной казни. Ее ненужность. Я понимаю, что мир движется к лучшему, и смертную казнь, конечно, рано или поздно надо будет отменять. Но настал ли этот самый правильный момент между "рано" или "поздно". Мне кажется, что еще не настал, к сожалению.
- А что если судебная ошибка? Вот перед Чикатило пять или шесть человек расстреляли невинных.
- Да, и об этом я думаю. Для этого и существует суд присяжных. Когда расстреливали людей до Чикатило, суда присяжных не было. Для этого надо, чтобы суд присяжных не боялся быть судом присяжных.
- Погодите. Вы же сыграли в одном фильме присяжного. Как раз, по-моему, из этого фильма мы и услышали, что у нас все не так просто с судом присяжных.
- Человек, который играл одного из присяжных, шесть раз в течение фильма поменял свое мнение. Вы не забыли об этом?
- Может быть, поэтому со смертной казнью не надо играться?
- Не поэтому. Я просто знаю, что эта женщина и этот мужчина, возвращаясь из суда домой, идет по темным улицам – а милиция иногда боится темноты, вы это знаете, есть такое свойство у нее, она светолюбива у нас – и к нему можно подойти и попросить поменять свое решение. Поэтому я и говорю о защите присяжных. Тогда это будет работать.
- Юрий Николаевич, завтра вечером выходит новая программа "Лучшие годы нашей жизни", которую вы будете вести. О чем же программа?
- Структура очень простая. Сто молодых людей не старше 22-23 лет являются судьями некоего символического соревнования между десятилетиями – от 50-х до 2000-х.
Каждое десятилетие представляет артефакты, вещи, которые наиболее характерны, например, какому-то очень скромному быту 50-х годов. Или, например, моду. Ну и, конечно же, песни. Потому что это дух времени, это атмосфера, это то, с чем время прожито. Даже сплетни, даже скандалы. Все это является аргументами одного или другого десятилетия, между которыми они выбирают.
А ваш покорный слуга является человеком, который прожил эти годы, является ровесником соревнующихся десятилетий, который пропускает это через себя и понимает, что это и есть лучшие годы нашей жизни, которые могли бы быть прожиты очень по-разному. Но целительное свойство памяти таково, что остается хорошее. Поэтому это соревнование между хорошим и лучшим. То, чего не удалось достичь в нашей драматургии в свое время.
