Виктор Николаев. Пора задуматься о главном. Шамординские истории.
Это новая книга писателя Виктора Николаева. Он необычайно популярен, его книги издавались десятками, а то и сотнями тысяч экземпляров, на его недавнем вечере в Большом Зале ЦДЛ было не протолкнуться, однако Николаев обделен вниманием прессы. Известностью в народе, но пребыванием в литературном подполье он напоминает другого автора – прекрасного кубанского поэта Николая Зиновьева.
Николаев – офицер, прошел "горячие точки": Афганистан, Сумгаит, Степанакерт, Карабах, Спитак, Тбилиси. О том страшном опыте была его первая книга "Живый в помощи". О беспризорниках и детдомовцах была его книга "Безотцовщина". И вот – новая вещь. Николаев вновь окунулся в гущу жизни. На этот раз – книга о Шамординской обители, о современном восстановленном монастыре, о людях, которые живут за стенами и которые приезжают сюда в надежде на помощь.
Николаев пишет просто. Это не литература, берущая исток от европейского "жанра романа". Скорее, его тексты наследуют сказаниям и житиям. Автор, лирический герой книги, напоминает древнерусского князя, благородно предупреждающего недругов: "Иду на вы!". Благородство характера и восприятия мира передается и стилю – очаровывающему ясностью фраз. Вот Николаев пишет об, увы, типичной судьбе русской женщины.
"Она тогда поседела от горя. Та седина, как первые заморозки. Ушел муж – замерзла душа. Маша смирилась и готова была потом все простить, но сын… До него уже было, как до горизонта: видишь, а прикоснуться не можешь".
Читая монастырскую книгу Николаева, вспоминаешь еще и Лескова с "Очарованным странником". Множество историй о странниках по жизни и невероятные чудеса, с ними случившиеся, принимаешь доверчиво. Женщина-забулдыга замерзала в поле, но за минуту до гибели ее спас ангел, коснувшись крылом. Другую женщину, оставшуюся без дома, согрела собачья стая. Мужик недоверчиво окунул в святой источник высохшую ногу, и вдруг нога ожила, потеплела, пальцы зарозовели. Здесь же лица обычных униженных и оскорбленных наших дней – тружеников, вояк, стариков. Здесь же портреты духовенства и монахинь, отдавших себя вере. Здесь же – глухонемая пара, которая между собой "разговаривает глазами". И здесь же яркий народный юмор. У ворот монастыря побирается нищий Толян, некогда успешный крестьянин с цветущей семьей, а теперь спившийся одиночка. Он божится "завязать", молится иконе "Неупиваемая Чаша", чтоб перестать пить, но…
"По глухоте своей название иконы он расслышал буквально так: "невыпиваемая чаша" и старательно соблюдал данную клятву следующим образом: недопивал один глоток бражки, считая, что тем самым честно выполнил обещание, данное им целебной иконе".
Николаев подробно описывает монастырское хозяйство, любовно перечисляя имена и исследуя характеры всякой твари – от коровы до кота, и эта нежность продолжается картинами природы – зелени и воды. Но, кроме монастырского быта, показана жуть гниющей деревни, изображен ад бездомного существования. Николаев рассказывает о том, как невозможно затеять свое дело: в маленьком городке военного, создавшего фонд помощи инвалидам, прижали чиновники. Пишет Николаев и о зоне – все так же документально-выпукло.
Герои книги Николаева оставляют ощущение древних, старинных. Герои летописей, герои Лескова, герои полотна "Русь Уходящая"… И одновременно герои насущные, что называется - предельно актуальные. Это – страдающая и верящая в чудо – всегдашняя наша страна.
"Книги" с Сергеем Шаргуновым на радио "Вест ФМ"
