Люди постарше помнят, как именно Куба — Остров Свободы — была символом сопротивления на том полушарии американскому империализму. Тогда же, уже более полувека назад, таким же символом сопротивления Америке, но уже в Азии стал Вьетнам. В той позорной для США войне вьетнамцев погибло под три миллиона, из них два — мирные жители. Вьетнам благодаря помощи СССР и Китая победил.
"Сделано во Вьетнаме" — лет 40 назад эту надпись у нас можно было встретить на единственной упаковке, когда сорт бананов в Союзе знали только один — сушеный.
Крестьянский способ производства поставили на поток, когда в СССР отчаянно искали, чем еще помочь уничтоженной экономике братьев по оружию и социализму. В итоге прилавки от Владивостока до Москвы получили редкий импортный деликатес, а Вьетнам превратил домашние консервы в национальный бренд.
Это только кажется, что сушить бананы легко. Температура, как в кочегарке. А с полки на полку бамбуковые противни нужно перекладывать весь день трое суток подряд. Такой вот способ консервации, придуманный в разрушенной войной стране.
Их и сейчас в знакомые пакетики фасуют почти исключительно для нас. Лишь 10% — на Украину, где эта сладость — тоже вкус из советского детства. Во Вьетнаме из него даже звуки. Выбивая из барабанов ритм, пионерия Вьетнама принимает пополнение юных борцов за дело Хошимина, тех кому шагать в светлое рыночное завтра с красным галстуком на плечах. Все их песни — о любви. К Родине и дедушке Хошимину. Их сегодняшние клятвы, как из нашего вчера.
Мы подарили им идею и задали направление, а они, шагая за нами след вслед, повторили и перестройку 80-х и в капитализм нырнули в 90-е, которые лихими здесь не стали, возможно, потому, что не пришлось выбирать между красным галстуком и джинсами.
Комсомолец Ву Чонг Хьеп не из времен, в которых Хошимин еще был Сайгоном. Его пионерское детство пришлось на годы великих перемен, когда город, откуда Запад гнали прикладами, стал воротами, через которые Запад вернулся.
В 70-х для Вьетнама, как и для нас, джинсы были западной интервенцией, атакой на социалистический образ жизни. И здесь центром подпольного их производства был Сайгон. Удивительно, но в современном Хошимине условия производства почти не изменились. Маленький цех, пусть и не в подвале, умудряется выпускать по 100 единиц джинсовой одежды в год. Правда, теперь они честно пишут: "Сделано во Вьетнаме".
"Качество не хуже китайского, а на выходе дешевле. Наши рабочие обучены прямо на фабрике, ткань индийская. Все в сумме снижает стоимость рабочей силы и товара", — говорит вьетнамский предприниматель.
Три десятилетия едва прошли с эпохи, в которой в джинсовках было не пройти в госучреждения. А теперь красное полотнище со звездой легально развивается над цехами окраски в синий, чуждой социализму ткани. Вьетнам, обшив всех своих, уже вышел на рынки не только соседей по Азии, но и Штатов.
"Средний бизнес получает от государства много льгот. 16 лет назад нам дали кредит под очень низкий процент. Почти не платили налоги. Сейчас стали богаче и уже должны возвращать долги", — рассказывает один из бизнесменов.
Ведомая коммунистами Социалистическая Республика Вьетнам либерализацией законов раскрутила экономический маховик так аккуратно, что тот не задел веры ни в светлое будущее, ни в великое прошлое.
Сюда надо прийти с рассветом, чтобы успеть хотя бы до полудня протолкнуться ко входу. Хошимин не хотел себе именно такой памяти, завещав развеять прах над Вьетнамом, но слишком заразительным оказался пример. Бальзамировать великого лидера попросили, конечно, тех, кто в 70-м работал в Мавзолее Ленина.
Между ними 7 тысяч километров и больше полусотни лет. А сколько общего! И здесь очередь к вечно живому бесконечна и в сезон дождей. Мавзолей Хошимина тоже имеет строгие геометрические пропорции. Есть и трибуна для руководителей партии и правительства. Как иначе, если проектировал его советский архитектор, которому после доверили ленинский комплекс в Ульяновске.
Вьетнам чтит память, меняя почетный караул каждые полчаса. Но и законы рынка тоже чтит. За стеной, где огромными буквами — о том, что он всегда жив, — сувенирный ларек. На фотографии вы можете увидеть его любовь к детям. А здесь президент Хошимин с генералом Во Нгуеном.
Вьетнам словно взбит миксером из ингредиентов, которые нам смешать не удалось. А они даже недостатки советского прошлого делают трамплином для прыжка.
Горячий час в старом Ханое — с 6 до 7 утра, когда пустые до рассвета улочки в секунду заливают свет и тысячи клиентов, которые, не слезая мини-байков сметают горячее, закуски, напитки, уличный завтрак. Часть необычного механизма, что вращает одну из шестеренок бешено растущей экономики Вьетнама.
Здесь лавочки "вылезают" прямо из квартир. К ним жмутся крохотные кафе, где никогда нет проблем с клиентами. Политика, которой можно дать девиз "Едим не дома", в свое время так подтолкнула малый бизнес, что он потянул за собой едва ли не всю экономику Вьетнама.
Использовано то, что в наследство оставила система социального равенство, той поры, когда, как и у нас, считали: кухня в квартире — пережиток. Мы получили четырехметровые ниши для плиты и холодильника. Им климат позволил большее.
"Кухни у нас вообще нет. Только спальни. Зачем всех собирать за столом? Проще в кафе перекусить", — говорят местные жители.
В кафе разливают суп на говяжьем бульоне — самый популярный завтрак в Ханое. "Обычная порция стоит чуть больше доллара. Но есть и поменьше. Любой может себе позволить", — говорит один из владельцев кафе.
Так начинается цепочка создания рабочих мест. Клиенты кафешек, уличных продавцов снеди рождают спрос, на который во Вьетнаме уже два с лишним десятка лет рынку откликнуться предложением легче, чем батат посадить.
"Чтобы открыть такое кафе на улице, я должна только зарегистрироваться и получить сертификат. Это все", — рассказала одна из местных жительниц.
Чтобы "перескочить" из подвалов экономических рейтингов в середину, Вьетнаму понадобилась либерализации не только экономики — принципов, которые не так давно были тверже камня.
Раз в тридцать секунд динамик у старых снарядов издает звуки бомбардировок. Не слишком громко. Не очень тревожа посетителей, которые позируют у трофейной американской техники и тюремных камер, — клеток, где пленный не мог пошевелиться, не разорвав кожу клыками колючек.
Двадцать лет это был дом для показа преступлений американских империалистов. Но с 1995-го он называется "Музей жертв войны". Кому в подарок переименование, станет понятно, если взглянуть на дату: 4 июля.
Так под щелканье затворов фотокамер в Сайгоне живет память о самой страшной странице истории Вьетнама. Негромко. Возможно, чтобы не давить на мозоль бывшему врагу, который теперь — главный инвестор. Его туристов встречает баннер: "Добро пожаловать в туннели Ку Чи!" Леса под Сайгоном, которых не было страшнее для американских солдат.
Здесь под листьями — тоннельная крышка: чтобы мгновенно скрыться, нужно быстро опустить ноги и, прыгая вниз, держать ее над головой. Партизан быстро проползал под землей и выныривал в том месте, где враг не ждал. Что чувствовал здесь противник, дает понять жуткая трель цикад, которая порой заглушает весь другой звук.
Полковник Данг Суан Тео строил эти укрепления, будучи совсем мальчишкой. Теперь с трудом соглашается вернуться туда, где место его подвига зарабатывает туристические деньги. "Мы копали их лопатами, палками, голыми руками", — вспоминает военный.
Выныривая из них, партизаны атаковали и исчезали — сотни лабиринтов в три яруса — под землю. Ловушки с шипами, подземные госпитали и штаб — все это приспособлено теперь для удобных прогулок.
Высота туннеля максимум — 120 сантиметров. Говорят, чтобы протиснуться в них могли туристы из Европы и Штатов, недавно расширили. А тогда Вьетнам по полной использовал антропометрические данные. Средний рост вьетнамца в те годы — 157 сантиметров, противника — на 20 сантиметров больше. Так что американский солдат преследовать партизана мог только до входа.
Туризм объявлен приоритетной отраслью и растет по 20% в год, порой наступая на память, но чаще спасая вымирающие районы, без которых Вьетнам станет какой-то другой страной.
В дельте Меконга лодки торговцев туристические катера буквально берут на абордаж. Давний символ Вьетнама — плавучие рынки — сжимается под давлением новых реалий, но не отступает, потому что некуда.
Фам Ван Лин занят обычным здесь делом — чистит купленные оптом ананасы и продает туристам. Так на реке живет самая большая плавучая деревня, где каждый бьется за клиента как может. Кухня Бабушки Баи дымит прямо с лодки. Сама — рулевой, повар и продавец.
Меконг для них — дом и кормилец. Вода — торговая площадь. Дороги — бамбуковые мостки между хибарами на сваях. Здесь гоняются за клиентами, распихивая друг друга бортами, и верят в то, что Вьетнаму и дальше их рынок будет нужен, хотя бы как парк развлечений.
Еще недавно в этой части дельты Меконга было не протолкнуться от рассвета до заката. Сейчас в половине девятого утра путь почти свободен. Индустриализация гонит людей в города. Пока спасают те, кто движется в обратном направлении, — туристы.
