Многоликий Годар в свои 80 далёк от смирения. Реплика Антона Долина

Парижский швейцарец Годар - один из последних режиссеров нынешнего мира, применительно к которым можно без оговорок и кавычек сказать слово - великий. Самое интересное, что дело отнюдь не в возрасте.

Сегодня исполняется 80 лет одному из самых удивительных режиссеров за всю историю кинематографа - французу Жану-Люку Годару. О его фильмах и жизни рассказывает обозреватель "Вести ФМ" Антон Долин.

Парижский швейцарец Годар - один из последних режиссеров нынешнего мира, применительно к которым можно без оговорок и кавычек сказать слово - великий. Самое интересное, что дело отнюдь не в возрасте: уже в 1968, когда Годар, будучи автором "На последнем дыхании", "Жить своей жизнью", "Уик-эндов" и "Безумного Пьеро", сорвал Каннский фестиваль, он был великим.

Сложнее с определением причин, которые позволяют назвать Годара таковым. Сорбоннский студент-антрополог, верный адепт легендарной парижской "синематеки", он начинал свою жизнь в кинематографе как критик и был одним из самых бескомпромиссных ниспровергателей так называемого "папиного кино". Каким же шоком для уже тогда многочисленных его врагов было появление полнометражного дебюта самого Годара с еще малоизвестным Жаном-Полем Бельмондо в главной роли - анархистского манифеста свободы и независимости "На последнем дыхании"! Они оба - режиссер и актер - моментально стали символами поколения, но всегда оставались чем-то большим. Если Бельмондо все чаще уходил в мейнстрим, над чем Годар с удовольствием поглумился в "Безумном Пьеро", то режиссер все чаще скандализировал публику.

Он не обходился острыми искусствоведческими темами, как в "Презрении", или культурологическими играми, как в "Альфавиле", а постепенно переходил к глобальной фронде: один против всего мира, включая былых соратников, ближайших друзей по основанной им же "новой волне" - Франсуа Трюффо или Клода Шаброля. Каждый фильм Годара обновлял словарь кино, рождая новые формы и жанры высказывания, но ему всего было мало, и после неудачной студенческой революции 1968 года он стал террористом от искусства, поклонником советского гения пропаганды Дзиги Вертова.

Фильмы того периода до сих пор сложно достать и посмотреть даже во Франции. Это был второй Годар - и далеко не последний. Уже в 1980-х его награждали в Венеции, его макали лицом в торт в Каннах, а он вступил в следующую, саркастически-аналитическую фазу с "Детективом", "Страстью", "Именем Кармен". Но не остановился и на том: забежав так далеко вперед паровоза, что не только шум машины замер позади, но и впереди рельсы кончились, дальше он отправился напролом, заставив себя забыть различие между документальным и игровым, телевизионным и кинематографическим, снятым на пленку и цифровым, сюжетным и публицистическим, лирическим и эпическим.

Четвертый Годар - это "Автопортрет", многосерийные "Истории кино", "Хвала любви", "Наша музыка" и вовсе не поддающийся дешифровке, но очевидно гениальный "Фильм-социализм", который все еще - о чудо! - можно увидеть на российских экранах. В свои 80 лет он далек от смирения и совсем не похож на умиротворенного классика: такой же беспокойный и противоречивый, отказавшийся ехать в Штаты за присужденным ему почетным "Оскаром", потому что "лень получать визу", он по-прежнему способен взбесить любого, кто почувствует себя глупее, то есть, практически каждого. Но раздражение тут же пройдет и сменится восхищением, стоит лишь включить какой-нибудь из его фильмов - и всмотреться.