Ниже опубликован перевод интервью министра иностранных дел Ирана журналисту портала New Yorker. Интервью публикуется полностью без каких-либо исправлений или добавлений.
В последние дни министр иностранных дел Джавад Зариф был нарасхват. На полях Генеральной Ассамблеи ООН он пожал руки с президентом Обамой и дважды встретился с государственным секретарем Джоном Керри. (Зариф и Керри совместно номинированы на Нобелевскую премию мира, которая должна быть объявлена на этой неделе, за двухлетние усилия по выработке соглашения по иранской ядерной программе). Зариф встречался с республиканцами и демократами, работавшими в предыдущих американских администрациях, завтракал с журналистами, общался с американскими ядерными экспертами, а также ознакомился с работой редакции журнала Times. Он даже успел поучаствовать в конференции, проходившей в университете Денвера, который сам окончил в 1984 году. Речь министра транслировалась прямо из отеля Вальдорф-Астория, так как дипломатам из Ирана, не имеющего с США дипломатических отношений, запрещено выезжать за пределы 25-мильной зоны вокруг Нью-Йорка.
За день до возвращения Зарифа в Тегеран я поговорил с ним в резиденции посла Ирана в ООН на Пятой авеню рядом с Метрополитен-музеем. Для ясности интервью было отредактировано.
Знали ли вы, что Обама собирается приехать и пожать Вам руку?
Нет. Главе государства не пристало планировать рукопожатие с министром иностранных дел. Подобное планирование даже являлось бы оскорблением для главы государства. Обама выступал на Генеральной Ассамблее за два часа до этого, и мы не ожидали, что он снова вернется в зал Ассамблеи. Когда я выходил, президент Обама, я не знаю по какой причине, заходил в зал Генеральной Ассамблеи и мы попросту налетели друг на друга. Под запись и без – это была случайность.
Достанется ли Вам за это дома?
Мне уже досталось за это дома. Но мне достается дома за все, что я делаю, и этот случай не стал исключением.
Почему президент Хасан Роухани не захотел встретиться с президентом Обамой? Представители Белого дома ясно дали понять, что были бы не против устроить такую встречу в этот раз.
Потому что мы верим, что прямо сейчас главной целью является воплощение этого соглашения, и это приоритет номер один. Не нужно делать вещей, которые могут это усложнить. Нам важно содержание, а не наружность, я имею в виду, удачные кадры.
Восемнадцать месяцев назад Вы говорили мне о Вашем плане по Сирии из четырех пунктов. Как он выглядит сейчас?
Он эволюционирует, но все еще имеет четыре пункта. Главная суть это: создание правительства национального единства, прекращение огня, борьба с терроризмом и создание постоянной государственной структуры, основанной на вновь созданных конституционных институтах. Это главная суть плана, который, на наш взгляд, будет работать в Сирии.
Конечно, каждый план должен иметь перечень принципов, под которыми все должны подписаться: уважение к суверенитету, территориальная интеграция, борьба с экстремизмом и межконфессиональной враждой, невмешательство в дела Сирии, политическое решение, уважение к правам человека, к правам меньшинств. Мы не просто делаем предложение. Мы не ставим жестких требований. Мы находимся в процессе переговоров и постоянно консультируемся с различными региональными и внерегиональными игроками по этим вопросам.
Кто в Иране симпатизирует президенту Асаду?
Мы с самого начала говорили, что это решение, которое должны сделать сами сирийцы. Мы против людей и правительств за пределами Сирии, которые ставят условия для поиска политического решения в ней самой. Мы верим, что решать должны жители Сирии. Мы должны создать условия для национального объединения, восстановления доверия между жителями Сирии, и мы должны создать условия, которые позволят создать стабильную и демократическую систему и позволят сирийцам самим решать, какого правителя они хотят и как он должен править.
Соединенные Штаты в курсе этого плана?
Соединенные Штаты регулярно получают информацию от своих европейских союзников, а также в ООН, так что у них есть все возможности лично ознакомиться с нашей точкой зрения.
Россия поддерживает эту идею?
На мой взгляд, наше восприятие этой ситуации очень похоже.
Российские бомбардировки в Сирии – Вы удивились, когда они начались?
Не сильно, поскольку была ощутимая необходимость в международной поддержке, и мы призывали оказать международную поддержку в борьбе с Даэш ["Исламское государство" (запрещена в РФ)] и ей подобными террористическими организациями вроде "Фронта ан-Нуср (запрещена в РФ)а" [отделение "Аль-Каид (запрещена в РФ)ы" в Сирии], а также "Анхар аль-Шам", а также похожие отколовшиеся группировки, которые появляются и исчезают в Сирии каждый час.
Какова главная цель российских бомбардировок?
Такая же, какой должна быть и у американских – уничтожить Даэш.
Но также и убедиться, что президент Асад выживет, или это ускорит процесс? Интересно, этот новый фактор действительно может сделать переговоры ближе или он разделяет страны, мировые державы, еще больше?
Я считаю, что с нескольких углов мы становимся ближе к переговорам. Эти обстоятельства дают возможности, но также и несут в себе проблемы. Если мы используем возможности, мы можем как-то повлиять на ситуацию. Если мы не будем их использовать, останутся только проблемы.
Почему Вы уверены, что Россия заинтересована в переговорах, а не просто в сохранении власти Асадом?
Потому что в Сирии нет военного решения. В конце концов, всем все равно придется договариваться. И я считаю, что все это понимают. В Сирии должно быть найдено политическое решение, все заинтересованы в поиске политического решения. На фронте есть свои взлеты и падения. Но исключительно военные сражения не смогут определить будущее Сирии.
Первой целью России были не ИГИЛ и не "Фронт ан-Нусра".
Были. Первой целью была новая группировка, созданная бойцами "Фронта ан-Нусра" и "Анхар аль-Шам", которая называется "Джаиш аль-Фатах". Эти группировки меняют названия каждый день.
К слову о присутствии Ирана. В последние недели стали появляться сообщения о присутствии в Сирии иранских солдат, а не только военных советников.
Это не так. Характер нашего присутствия в Сирии не изменился. Там по-прежнему остаются военные советники о никого больше. Честно говоря, я проверял и понял, что именно о них и шла речь.
Но Иран поддерживает вмешательство России в сирийский конфликт.
Мы поддерживаем вмешательство кого угодно против Даэш в том случае, если это серьезно. Проблема с международной коалицией была в том, что она никогда не действовала серьезно, так как уничтожение Даэш тормозилось на политическом уровне, поскольку в политических кругах была уверенность, что нанесение ущерба Даэш поможет Башару Асаду. Поэтому все это было лишь шоу, вот почему возможности Даэш практически не уменьшились за прошедший год.
Как теперь действовать? Есть беспрецедентное количество стран, войска который сейчас задействованы в Сирии. Как получится пройти расстояние от этой ситуации до переговоров?
Для этого нужно начать говорить о будущем Сирии без предварительных условий. Это потребует серьезную, решающую переоценку своих действий у части западных стран. Их установки были неверными. Они собирались сместить Асада четыре Рамадана назад. Вместо этого они получили сотни тысяч жертв и миллионы людей, оставивших свои дома.
В ООН президент Обама говорил об управляемом переходе, этот термин он использовал в первый раз. Вы увидели в этом какую-то гибкость – признак того, что США стали более активно искать возможности для переговоров?
Есть новые нюансы. Вы видите остатки его старой риторики. Я все еще верю, что существуют какие-то соображения регионального характера, которые мешают Соединенным Штатам пересмотреть их устаревшую политику, продолжение которой ведет к затягиванию конфликта.
Это союз с Саудовской Аравией и другими странами залива?
Да, это внимание к их страхам.
Открыло ли ядерное соглашение путь к более широкой дискуссии по Сирии, Йемену, Ираку и другим региональным проблемам, обсуждение которых ранее было невозможным?
Пока нет. Мы надеемся, что воплощение Совместного всеобъемлющего плана действий начнет уменьшать недоверие, существующее в Иране в отношении конкретных моментов и общей политики, проводимой в регионе Соединенными Штатами. Безусловно, комментарии, которые мы услышали за последние два месяца, рассчитанные в основном на внутреннюю аудиторию здесь, в Соединенных Штатах, не помогли смягчить недоверие.
У Вас действительно есть какие-то сомнения, что сейчас, когда соглашение прошло все испытания в Конгрессе, есть какая-то альтернатива его выполнению?
Есть два пути выполнения соглашения. Один путь – это минималистический подход к выполнению его требований – можно сделать все, что абсолютно неоспоримо – и это не очень способствует созданию уверенности. Другой путь это создание условий, при которых снятие санкций с Ирана будет выглядеть как укрепление доверия, направленное на создание новой модели взаимодействия с Ираном. Соединенным Штатам стоит смотреть на это не как на уступку, а как на способ обеспечить долговечность очень хорошего соглашения. И, если они это сделают, у нас будет не только устойчивое соглашение, но и доверие.
Но разве Соединенные Штаты и Иран не перевернули эту страницу, просто придя к общему знаменателю по ядерному соглашению?
Присяжные все еще совещаются. Хотелось бы верить, что я не потратил два года своей жизни впустую! И я уверен, секретарь Керри думает так же.
Что будет следующим вопросом в отношениях США и Ирана?
Обычно я делаю один шаг за раз. Но я буду делать уверенные шаги. Вы видели, что это работает. Мы сделали решительный шаг, мы не стали мешать ядерный аспект с другими вопросами. Люди говорили, уверяли, что эти вещи нужно смешать. Мы настаивали на своей повестке, как говорят ваши кандидаты, и смогли переломить эту ситуацию. Если мы будем продолжать двигаться в этом направлении и обеспечить хорошее воплощение Совместного плана, то мы сможем создать некоторое доверие, которое поможет нам общаться по другим вопросам.
И делать решительные шаги?
И делать решительные шаги.
Например?
Один шаг за раз.
Робин Райт, New Yorker.
