Из Сирии снова приходят сообщения о тяжелых боях, причем сразу из нескольких городов. Не хватает продовольствия и питьевой воды, фермеры боятся везти свои товары в опасные районы.
Свое поместье доктор Маджид называет Ясной поляной, а себя – не иначе как Лев Толстой. Писатель, переводчик и издатель свою юность провел в СССР, учился на филфаке МГУ. Потом вернулся домой в деревню на юг Сирии, чтобы исполнить мечту своего отца: построить родовое имение с садами оливковых деревьев и виноградником.
"Мы с отцом работали на земле, собирали урожай. Сажали пшеницу, ячмень, чечевицу, горох, бобы", – рассказывает фермер Маджид Алаэдин.
На вулканической красной почве выросли красные лимоны. Урожай – по сто килограммов с дерева за сезон. За хозяйством следят бедуины, большинство жителей деревни сейчас работают по найму. Дома им строят из камня, в центре комнаты зимой стоит печка, которую топят сухими ветками. Вокруг – ковры, на них и спят.
"Мы работаем здесь уже 7 лет, получаем 150 долларов. Еду берем с огорода, есть свои куры. За электричество и воду не платим. Вот уже двоих детишек родили", – говорит о своей работе и жизни Халдун Абдель Насер.
Гуси, куры, козы, лошади. В коровнике – 30 парнокопытных. По местным меркам хозяйство большое, за животными следят еще две семьи осевших кочевников. Работа эта сложная, платят за нее больше.
У сирийских крестьян обычно не больше одной коровы в хозяйстве, телят держат либо зажиточные, либо оставляют их на случай праздников, режут на мясо, либо просто продают на рынках.
Из винограда Маджид Алаэдин делает домашнее вино и варенье, с эвкалипта на пасеке собирает мед. В этом году его очень мало – подорожал сразу в 4 раза. Да и сельское хозяйство, которое дает почти треть дохода от общего бюджета Сирии, ощущает давление извне. Маджид уверен, страна в большой опасности: пчелы почуяли что-то неладное.
"Пчелы чувствуют это заранее, за долгое время, – поясняет Маджид. – Они перестают летать, перелетать с цветка на цветок. Они собираются в углу этого ящика и погибают. Они как будто совершают самоубийство".
Хотя бензин дорожает, и жить в деревне в целом становится труднее, крестьяне не спешат следовать примеру пчел. За кальяном и чаем они охотно говорят про политику. И даже те, кто не согласен с курсом правительства, поддерживает его в борьбе с боевиками.
"Только народ переживает, что нет спокойствия, что люди гибнут или умирают на дорогах. Какие-то террористы останавливают машины. Говорят: выходите из машин. А потом расстреливают их и забирают машину и какой-то их багаж. А потом на этой машине исчезают. А владельцы машины либо убиты, либо остаются бедствовать, если их оставили в живых", – говорит Маджид Алаэдин.
Чтобы лишний раз не рисковать, крестьяне отказываются везти товар в город. Отсюда в проблемных Хомсе или Идлибе, бывает, возникает дефицит. Но вопросы часто решаются за два-три дня. Тем более, что европейские санкции запрещают импортировать сирийские продукты, взамен они идут на внутренний рынок.
Подходя к родительскому дому, Маджид первым делом показывает стену. Выложил ее сам с отцом и братом из базальтовых камней, типичная кладка южной деревни. В доме современная кухня, компьютер с Интернетом, спутниковая антенна.
Выходя во двор, он задерживается у комнаты покойной мамы, подходит к клетке с голубями и, как истинный поэт и романтик, говорит с ними о мире, которого так не хватает стране.
