Литературный мир прощается с Беллой Ахмадулиной. Знаменитая поэтесса ушла из жизни в понедельник от сердечного приступа. Ее имя – символ целого поколения, наравне с Владимиром Высоцким и Андреем Вознесенским. Хрупкая женщина с твердым характером, Ахмадулина не боялась участвовать в самых рискованных авантюрах: поддерживала опальных писателей и печаталась в запрещенных сборниках, а ее эмоциональные выступления собирали целые залы.
"Наследница лермонтовско-пастернаковской линии в русской литературе", "Как дышит, так и пишет" – таких эпитетов она удостоилась еще при жизни, едва ступив на тернистый путь советского поэта. Бродский и Окуджава, Вознесенский и Аксенов, они сразу признали в ней восходящую звезду русской изящной словесности.
На критику официальных глашатаев, считавших ее поэзию упаднической, она отвечала аншлагами в Политехническом музее, который тысячи поклонников брали штурмом.
Родители хотели, чтобы она поступила в МГУ. Но ответ на первый же вопрос сделал поступление невозможным.
- О чем сегодняшняя передовица "Правды"? – спросили ее при поступлении.
- Я искренне ответила: "Никогда не читала". Мне сказали никогда больше не приходить. Я и не пришла, – вспоминала Белла Ахмадулина.
Ее не взяли в МГУ, но приняли в Литературный институт. Потом исключили. За подпись в защиту Пастернака. Потом неожиданно восстановили и даже поставили "отлично" за диплом.
После фильма "Живет такой парень" в трепетную Беллу влюбилась вся страна. Она долго находилась под запретом – за свою непреодолимую тягу к свободе. Но это не помешало ей вступится за Высоцкого, которого тогда тоже не печатали, и безоглядно написать письмо в защиту Сахарова. Как бы сейчас сказали, это был "фирменный стиль шестидесятников".
Этой дружбой Белка, как звали ее только самые близкие, дорожила, наверное, как ничем другим. Они служили этой дружбе каждый – до самых последних своих дней. "Великая... Она вступалась за тех, кто попал в беду", – говорит о ней Евгений Евтушенко.
Для Нани Брегвадзе, которая всегда считала Беллу своей путеводной звездой, эта новость стала большим потрясением. Она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
"То, что я сейчас узнала, это как гром среди белого дня. Это такой удар, такое большое горе! Большое горе и для вашей страны, и для нас, грузин. Потому что она очень любила Грузию, мы все дружили с ней. И у меня очень хорошие воспоминания о ней. Вообще, она гениальная была поэтесса, гениальная! И необыкновенная женщина, необыкновенный человек", – вспоминает Нани Брегвадзе, не скрывая своих переживаний.
Муж Борис Месерер, известный театральный художник, считал ее немодным поэтом. Она не расстраивалась. Она переживала лишь о чистоте звука и совести. Однажды сказала: "Я никогда не делала ничего плохого. Не писала плохо, не переводила плохо и не вела себя плохо, хотя была в очень трудных ситуациях".
В последние годы жизни она признавалась, что не тоскует по тем временам, по шестидесятым. Но за нее эту тоску словно выражают ее слова. Даже те, кто никогда не держал в руках томик с ее стихами, знают этот гимн любви – любви жертвенной и всепоглощающей. Ее гимн, который уже никогда не будет позабыт:
"А напоследок я скажу:
Прощай, любить не обязуйся…"
