Прошло десять дней после пожара, случившегося в здании Института научной информации по общественным наукам, он же — ИНИОН. Пожар этот сразу и вполне справедливо был воспринят как очень большая беда, поскольку в этом здании размещается и знаменитая библиотека. По количеству книг библиотека ИНИОН числится (во всяком случае, до пожара числилась) четвертой в России и двадцать третьей в мире – в ней было более 14 миллионов единиц хранения, среди которых немало уникальных изданий и рукописей. Пожар в такой библиотеке — несчастье национального и даже международного масштаба; когда президент Академии наук Фортов говорил об "интеллектуальном Чернобыле", он ничуть не преувеличивал.
В том, что пожар был серьезный, сомневаться не приходится: у огромного здания у метро "Профсоюзная" обрушилась изрядная часть крыши; борьба с огнём заняла у сотен спасателей более суток. Но этим фактом – что пожар был серьёзным – в сущности, и исчерпывается вся достоверная информация о случившейся беде. И сегодня, через десять дней после события, никто не знает, ни почему возник пожар, ни каковы масштабы понесённого библиотекой урона, и, что страннее всего, то ли отсутствует, то ли намертво засекречен план действий по спасению уцелевшей части фондов.
По части причин пожара публике сразу было сказано, что расследование их есть дело нескорое; это можно понять. Но какие-то базовые факты всё-таки, на мой взгляд, можно бы уже и установить и доложить заинтересованным лицам; а заинтересованы тут мы все, вся страна. Однако до сих пор из разных (в той или иной степени официальных) источников приходится слышать очень разные сообщения. Кто говорит, что все сигнальные и противопожарные устройства в здании сработали как должно, кто говорит, что одни сработали, другие нет, а кто и вообще указывает, что первыми пожарных вызвали прохожие, увидевшие огонь невооружённым глазом с улицы. Если вдруг верно последнее, то пришлось бы признать, что крупнейшее книгохранилище по части противопожарной безопасности находилось примерно на уровне привокзального ларька.
Крайние версии, похоже, уже отпали; никто уже не повторяет ни смехотворной идеи, что ИНИОН загорелся от залетевшей на крышу петарды, ни мрачной версии о поджоге. Но какова вина, или доля вины, фирм, устанавливавших противопожарные системы, или людей, эти системы эксплуатировавших, или руководства института, не обеспечивших должного контроля за теми и другими, или, наконец, государства, так за четверть века и не собравшегося дать денег на современную противопожарную защиту книгохранилища — на все эти вопросы ответа пока нет. А ответ нужен, причём ответ правильный; от этого ответа и сделанных из него выводов зависит не только дальнейшая судьба ИНИОНа, но и судьба других наших библиотек.
По части тяжести ущерба, с ней тоже ясности никакой. Как в первые часы после злосчастья заговорили о примерно пятнадцати процентах погибшего в пожаре фонда, так никаких уточнений и не последовало. А уточнения могут случиться, как говорится, "не на проценты, а в разы". Потому что когда, например, сотрудник МЧС говорит, что погибло только 15% книг, он имеет в виду, что 85% не сгорели. А сколько промокло? Сколько погибло от воды? Это пока неведомо. Есть, впрочем, и важный сдвиг. В первые дни говорили о гибели каталога, а это была бы ещё одна катастрофа: огромная библиотека без каталога не многим отлична от груды бумаги. Но, к счастью, выяснилось, что каталог цел, в чём (увы) следует видеть большую удачу.
Наконец, по части плана действий. Не обнародовано, повторяю, ничего – и это из рук вон плохо. Дело ИНИОНа — есть дело национальной важности, и нет никакого резона верить на слово, что там и без общественного присмотра всё делается правильно. Скажем, директор ИНИОНа Пивоваров в одном из множества своих интервью сказал, что главный удар пришёлся даже не по книгам: "Главный удар нанесён по институту, который был конвейером науки, и этот конвейер остановился". На мой взгляд, гуманитарию должно быть свойственно несколько иначе смотреть на сравнительную ценность уникальной библиотеки и текущих (в частности, собственных) научных трудов. Словом, за тем, как пойдут работы по спасению того, что можно спасти, публика должна смотреть во все глаза — и это возможно. План не опубликован, но Москва не такой уж большой город, чтобы нельзя было найти осведомлённых знакомых. Итак, докладываю вам: в среду, 11 февраля, должна, наконец, начаться эвакуация книг из пострадавшего здания: что-то повезут сушиться, что-то – пока хранить в замороженном виде, чтобы отсыревшие книги не убил грибок. В среду же, говорят, в ИНИОНе будут обсуждать и общий план спасательных работ. Очень бы хорошо, чтобы обсуждение это не осталось тайной для заинтересованных лиц. А заинтересованы, повторяю, мы все.
