В социальных сетях проходит флешмоб под хэштегом #ЯнеБоюсьСказать. Женщины рассказывают о случаях надругательства, издевательств, насилия над собой.
Я практически нажала кнопку "опубликовать" под постом в facebook (запрещена в РФ), как красный сигнал оповестил — моя сестра написала что-то у себя на странице. Таня обычно пишет новости о своем сыне, но тут я отчего-то знала: она написала свою историю под хэштегом #ЯнеБоюсьСказать. Таня публично призналась в том, на что у меня не хватило духу: я среди тех, кого насиловали.
Вот уже несколько дней я наблюдаю в социальных сетях мой самый страшный кошмар. Не только мой, каждой женщины. Один за другим сыплются рассказы о том, как над моими подругами, родственницами, незнакомыми мне женщинами совершалось насилие. Возраст – любой, ситуации – самые разные. Побои, насилие в семье, издевательства, унижение. Эксгибиционисты, начальник на работе, проходящий мимо мужчина, дедушка подруги, мальчишки во дворе, старшеклассники, похищение прямо на улице, подсыпали наркотики. Эти истории обрушились страшной лавиной.
Прочла парочку, задохнулась от ужаса и недоумения: зачем они пишут? Зачем говорят о таком ужасном, постыдном? Потом стала пролистывать – мне же хватает своей боли, зачем принимать чужую. Преодолев себя, стала ставить "лайки", а вчера честно призналась, "я боюсь сказать".
Боюсь, по очень понятной причине – мне страшно и стыдно. Кстати, я заметила, что среди бесчисленных рассказов нет ни одного от женщины после пятидесяти. В основном о себе и своей жизни рассказывают тридцати-сорокалетние. О мотивах молчания спросила психотерапевта Светлану Орленко, которая подтвердила догадку: "Скорее всего, это связано с тем, что они росли в системе советского варианта "Домостроя", когда такие разговоры, рассказы о подобном были табуированы, а женщина воспитывалась как инструмент для решения мужских проблем. У молчания этих женщин три причины. Первая – мне все равно, потому что я сама по себе никто. Мужчина и его интересы важнее. Вторая: я сама виновата, я его спровоцировала своим видом, своим поведением, так что буду молчать. И третья. То, что со мной произошло, ужасно, но так стыдно, что сознаться в этом невозможно. Возможно, я скажу когда-нибудь психотерапевту. И то не факт".
Так исторически сложилось, что психотерапевтов в России частенько заменяют священники. Вернее не так. Многие женщины предпочитают пойти к священнику. И не только из экономии денег, доверяя им больше, чем "мозгоправам". Что же можно услышать в итоге, размышляет священник Дионисий Костомаров: "Священник, исповедь. Женщина с уставшими от всего глазами: "Он меня бьет, он бьет сына. Его не было 4 дня после зарплаты, он все пропил и набрал займов в микрокредите. Как мне жить?". Духовник сочувственно и понимающе, с состраданием в голосе: "Терпите, смиритесь. Молитесь о вашем муже. Попробуйте найти проблемы в себе, может быть он не хочет идти домой из-за того, что не чувствует вашей любви. Причаститесь обязательно".
Женщина отходит и становится к иконе, смотря в пол. Служба заканчивается. Священник не забывает прихожанку: он дает ей просфору, когда та будет прикладывается ко кресту.
Через несколько дней батюшке позвонит благочинный: "Придите, вам надо расписаться о получении указа с новым местом служения". Он садится в машину, с испариной на лбу едет к епархиальному управлению. Берет бумагу и читает: "Вы освобождаетесь от занимаемой должности и назначаетесь настоятелем в село N". 45 километров от города, разрушенный храм и население в 300 человек. На что кормить 4-х детей? И мысли затуманивают теперь уже кажущиеся страшными слова: "Терпите, смиритесь, молитесь".
То есть насилие порождает насилие. Поэтому оправдывать какие-либо его формы, значит становиться соучастником. И не только соучастником, но и потенциальной жертвой. Оправдывать насилие, — плеснуть бензин в горящий мир. Если человек принимает насилие как норму, он соучаствует в нем и способствует его распространению". Отец Дионисий, безусловно, прав. Но, будем честными, слишком мало священников задумывается о том, что это они спровоцировали причинно-следственные связи в своей семье. Еще меньше принимающих на себя ответственность за чужие судьбы. За судьбы тех, кто пришел рассказать.
А ведь решиться рассказать о том, что с тобой случилось очень страшно. Ужас парализует. Начинает кружиться голова, тебя тошнит. Ты можешь бесконечно себя уговаривать, что ты ни в чем не виновата, но чувство вины не проходит. В чем провинилась я, шестилетняя девочка, жившая в Старобасманном переулке? Настолько тихом и спокойном, что мама спокойно отпускала меня гулять с другими детьми. Я возвращалась домой, когда ко мне подошел дяденька – самый обычный – в коричневом плаще из болоньи (такой был у папы) и спросил… "девочка, хочешь сниматься в кино?".
У нас не было телевизора, но иногда мама пускала меня к соседке посмотреть мультик, а вечерами я в щелочку двери подглядывала за фильмом "Семнадцать мгновений весны". Конечно, я хотела. Но для этого надо было "пройти проверку" в соседнем подъезде. На мое счастье я не стала терпеть боль и начала кричать. На мое счастье зашуршали, открываясь, двери квартир: кто-то оказался дома. Дяденька исчез.
Да, я рассказала маме, придя домой. Я была слишком маленькой, чтобы не рассказать, позже я бы точно промолчала. Мама осмотрела, положила в кровать, принесла чаю. Она сделала все, чтобы я забыла. Думаю, что она, страшно испугалась и не знала, что делать. Ей, родившейся в 41-ом и оставшейся без отца, не было и тридцати, говорить о таком с кем-либо казалось совершенно неприличным.
Надо признать, я действительно забыла. Уже подростком овладела искусством взгляда, от которого отшатывался любой мужчина. Так что подлецы осмеливались лишь пристроиться сзади в общественном транспорте. Но и тут я превозмогла себя и выучилась очень громко, так, чтобы слышали все окружающие, четко и спокойно произносить: "Убери руки!". Научила этому и сестру.
Мы – сильные. Мы научились справляться. Идти дальше. Что еще важно, наша семья жила так, что в нашей жизни намного больше хорошего, доброго, светлого. И именно эти воспоминания мы бережно храним и передаем их нашим детям.
Кстати, о детях. Несколько лет назад мой сын стал говорить, что он всегда будет защищать женщин и их права. "Феминистом станет", — улыбалась я. Пожалуй, настало время. Чтобы его жена могла жить, никогда и ничего не стыдясь.
