Лучшая доля

Читать Вести в MAX
Очень, говорят, хорошо быть московским, а теперь уже и подмосковным застройщиком - можно строить муравейники любого уровня и качества, не сомневаясь, что товар будет продан. Вся Россия стремится к Москве, к надеждам на лучшую долю.

Очень, говорят, хорошо быть московским, а теперь уже и подмосковным застройщиком — можно строить муравейники любого уровня и качества, не сомневаясь, что товар будет продан. Вся Россия стремится к Москве, к надеждам на лучшую долю. Москвичам (тем, которые не застройщики) эта тема не прибавляет особого оптимизма, да и Россия с печалью смотрит вослед трудоспособному населению, исходящему из пустеющих малых городов и умирающих деревень.

Но как известно, всякому действию есть противодействие: случается, что и москвичи исходят из задыхающегося города в неблагоустроенные просторы России. Я например знаком с художником, который в 1972 году по случаю прикупил роскошный старый дом в большой чухломской деревне и местные вероятно смотрели на него как на столичного чудика. А теперь он остался её единственным жителем, вернее, насельником в теплое время года. Но если в советскую пору лишь отдельные идейные москвичи предпочитали дальнюю деревню подмосковным соткам, то теперь этот процесс набирает всё большие обороты. То ли Подмосковье не то, что прежде, то ли российская глушь становится иной.

Суперхит 1974 года, посвящённый родному Подмосковью, утверждал: "Лучше места в мире не ищи, только время зря потратишь ты". В ту пору я разделял это мнение, но за прошедшие годы ему было с чего измениться. Дача моих родителей находится в 70 км от Москвы, так там успели построить комбинат ж/б изделий на месте пляжно-плавательного карьера и огромную свалку на месте пруда — до ближайшего пристойного купания теперь 40 (!) километров. В последние годы окрестные леса пожрал жук-короед, а соседи поменяли увитые сиренью и ежевикой деревянные заборы на глухие стены из рифленого железа. Короеда я готов хотя бы понять, но эти заборы меня убивают.

Пару лет назад коллега Валентин Семенович позвал меня гостить в деревню, затерянную в дальних псковских лесах. Я был уверен, что нам предстоит куковать средь лис, волков да полумертвых селений. Но наутро мы вышли из уединенной лесной избушки и добрели до хутора, состоящего из пяти скромных наделов. Из крайнего дома вышли незнакомые пскопские пейзане и сказали: "Здравствуйте, краевед Можаев, вы нас не помните, а мы бывали на ваших знаменитых экскурсиях по злачным углам столицы".

Вот этого я совсем не ожидал – надо было ехать за 600 километров, чтоб снова оказаться на Тверском бульваре. А здесь, оказывается, несколько деревень (извините за выражение, кластер) почти полностью скуплены городскими. Не только москвичами и питерцами и не только бульварной интеллигенцией. Но всё это, разумеется, средний класс: известный советский кинорежиссер соседствует с профессиональным "синим воротничком" из Ярославля. Центральное селение кластера – назовем его Матрехами – уже страдает избыточной популярностью и взвинченными ценами, но в радиусе 10 км есть множество хуторов, не тронутых бульварной цивилизацией. Как сказали аборигены одного из этих селений: "В Матрёхах гадина на гадине сидит, а у нас – атмосферы!"

Недолго думая, я решил остаться – там, в атмосферах, променяв шесть соток дачного кооператива у станции с романтичным названием Электроугли на крепкий пятистенок с русской печью, сосновым лесом, тремя озерами и двумя гектарами земли. Здесь дома в деревнях стоят не в улицу, а раскиданы по пригоркам, никто не пялится друг другу в окна, не нужны заборы. Вобщем, эта глушь — в очень положительном смысле глушь.

От столицы замечательно далеко, а если вдруг окажется не с кем выпить о жизни – до Валентин Семеныча час ходу, так же, как и в Москве. Одновременно далеко и от так называемого русского народа, в его худшем, гротескном изводе – дача моих родителей граничит с поселком Силикатным, ну вы понимаете. Здесь же вся локальная синева уже вымерла естественным образом, остались немногочисленные, но настоящие крестьяне, которые русский народ в самом высоком смысле.

История этого края довольно печальна. Столетия войны, потому что ровно по соседней речке проходила граница меж Литвой и Русью. Лютая коллективизация, разорительная оккупация, которая стала поводом для сведения старых счетов (старики не говорят о фашистах и партизанах, но вспоминают «оккупаторов» и «грабаторов»). Бедное колхозное бытование и тоска постсоветского запустенья. Нашлись в комоде неотправленные письма бывшей хозяйки, всё просто – колхоз накрылся, фельдшерский пункт упразднили, заросло всё так, что деревни не видать, внуки уехали, старики мрут, дороги нечищены, всюду зима. А мужики, знамо дело, пили – я за её сыном сотни пустых бутылок на свалку вывез, а они всё не кончаются. Однако разгреб мусор, вырубил буераки – теперь совсем другое дело. Земля медленно, но оживает. Так что приход в эти края новых дачников не просто забава для сытого города, а вполне себе спасение – и москвичам, и провинции, хотя бы и временное.

Сперва показалось, что округа бедна диковинами, поскольку легендарные псковские древности сосредоточены на севере губернии, а наша южная окраина ничем таким будто не примечательна. Но присмотревшись, оказывается, что земля полна удивительных городищ, усадеб, и даже в ближнем радиусе нашлась пара десятков доисторических курганов, огрызки немецкого пулемета на собственном огороде и лесное кладбище с древними каменными крестами. И неожиданная могила старца Самуила, «от роду 120 лет, проживашщий в пустыне 60 лет». Сочинить красочное житие да ставить гостиницу для паломников. Нет, нет, этого я делать не стану, у меня теперь есть более странные занятия – рыть сортир, пилить черемуху, латать крышу. В жизни не мог представить, что меня кто-нибудь заставить заниматься подобной чушью и мне это понравится.

Столичные застройщики любят рассуждать о том, что московская экология, теснота, транспорт, цены на жильё и прочие достижения современности – нормальная плата за жизнь в мегаполисе, а если кому не нравится, так двери открыты, "езжайте туда, где спокойная жизнь и сирень под окнами". Что делать, мои знакомые уже осваивают наделы под Костромой и Каргополем, постепенно собирая вокруг себя новых соседей – таких, какие самим понравятся. А рядом с нами мужик выстроил гостевой дом и сдает по 600 рублей в сутки, желающие, говорит, в очередь строятся. Велика Россия, отступать есть куда.