Наш Изборский клуб, мы основали его несколько лет назад под Псковом у городка Изборск у русской крепости, которая во все века отражала нашествия. У подножья этой крепости мы сложили священный холм, огромную голгофу из разноцветных валунов, увенчав его высоченным крестом, высоченным распятием. В этот холм мы снесли земли из самых священных, драгоценных мест Псковщины — тех мест, где история поцеловала эту псковскую землю.
Мы снесли землю с Чудского озера от Вороньего камня, где была Ледовая сеча Александра Невского. Мы снесли туда землю из Свято-Елизаревского монастыря, где подвизался монах старец Филофей, основатель теории "Москвы – Третий Рим". Мы свезли туда землю из Пушкинских гор — там, где жил и писал великий Пушкин. Мы снесли землю со станции Дно — с того места, где завершилась романовская империя, и из окраин Пскова — где отряд Кайзера на броненосце прорывался в город и красные ополченцы дали ему отпор 23 февраля 1918 года.
В этом холме есть земля с места, где Александр Матросов закрыл амбразуру своей грудью. В этом холме есть земля из того места, где Воздушно-десантные войска, шестая знаменитая рота ушла на чеченскую войну и полегла там костьми до последнего солдата. И там есть земли замечательных старцев: отца Иоанна Крестьянкина, погребенного в псковских пещерах, в монастыре Псковско-Печерском. И земля с могилы Николая Гурьянова с острова Залит посреди Псковского озера. Этот холм был чашей, который принимал в себе эти земли, символизирующие великие русские пространства, великие русские времена, великие русские эпохи, подвиги, моления, свершения.
И теперь, спустя несколько лет, мы, Изборский клуб, совершили поездку в Крым. Мы хотели привезти из Крыма крымские священные земли и всыпать их в наш Изборский холм, чтобы они пополнили нашу сокровищницу, чтобы они пополнили своей святостью, своей светоносной энергией нашу изборскую чашу жизни.
В вот мы в Крыму. Нас немало, нас около двух десятков высоколобых интеллектуалов: профессор, историк, экономист, концептуалист, писатель, верующий, мусульманин, православный. Мы посетили то место на окраине Симферополя, где в пору соединения Крыма, казалось бы, бескровного, все-таки пролилась кровь одного русского человека – сталинградского казака Руслана Казакова, который своей грудью закрыл погибающего, умирающего, смертельно раненого товарища. И в этом месте был совершен христианский подвиг – казак отдал свою жизнь за други своя. И мы в этом месте положили на асфальт, уже истоптанный, уже нагретый солнцем, запыленный, мы положили на этот асфальт красные гвоздики, распили по чарке поминальной водки, взяли эту горсть этой священной земли, где был совершен этот подвиг, где алая кровь казака оросила венчание Крыма и России. И мы отвезем ее в нашу сокровищницу.
Мы оказались в Керчи, самом центре города на знаменитой горе Митридат, где когда-то проходили сражения, где создавались и рушились древние царства, древние цивилизации. С этого холма мы смотрели на Керченский пролив, на эту бесконечную лазурь, туда, где должен будет в скором времени пролечь керченский мост, соединяющий материковую Россию с полуостровом Крым. Мы и там взяли землю. И уже умудренные мужи во многом скептические, во многом наполненные интеллектуальной усталостью, они молодили, они целовали эту землю.
Мы оказались в Ялте, изумительном месте в саду, где стоит крохотный чеховский домик. Здесь отдыхал Чехов, здесь он лечился, здесь он дышал крымским воздухом, здесь он спасался от горькой болезни, здесь его навещали все звезды МХАТа, здесь его навещали все русские писатели тех времен. На лавочке они сидели с Горьким. Здесь был его почитатель и обожатель Бунин. Здесь пел ему Шаляпин. Мы взяли горсть земли из этого чеховского сада.
Я подумал, что Крым для русской культуры обладает какой-то волшебной таинственной силой и властью. Потому что великий Волошин, изумительные наши поэты, Пушкин, Лермонтов, который почти приблизился к Крыму на полуострове Тамани, все они тянулись сюда, ибо здесь был особый воздух, особый свет, иначе играли и сверкали песчинки, иначе лучилась лазурь. И этот светоносный крымский воздух, когда он попадал в кровь наших северных мужественных художников, он создавал в этой крови какой-то пьянящий звон, какую-то пьянящую музыку, наполнявшую творчеством наших великих художников. В этом саду стоит береза, которая увядает по древности своей и засыхает. И мы подходили к этой березе, обнимали ее, касались ее лбом, и передавали ей свои живые силы, и от нее получали тайные вести, тайные знаки, тайные шепоты о великом прошлом.
Мы оказались в Ливадии, в Ливадийском дворце под Ялтой. Этот царский дворец, достаточно строгий, исторический, окруженный пальмами, на берегу лазурного моря. Но славен он был тем, что именно здесь в этом Ливадийском дворце в 1944 году сошлись Рузвельт, Черчилль, Иосиф Виссарионович Сталин. И они здесь втроем совещались о будущем устройстве послевоенного мира, когда еще грохотали пушки, когда еще русские войска только приближались к немецким границам. И Сталин своей тростью или своей зыбкой былинкой чертил на песке контуры будущего мира, и Черчилль и Рузвельт взирали на сталинский чертеж, на сталинский рисунок. И мы взяли отсюда землю, чтобы рассказать о великом времени, когда Россия и когда Советский Союз управляли историческим процессом, двигали историю в направлении русской победы. Там же в массандровских погребах мы узнали, что Сталин в 1944 году приказал хозяйственникам этого винного рая, этого винного царства, заложить бутылки для будущего вина Победы. Бутылка вызревает год. И в 1944 году, когда еще лилась кровь, когда еще немцы оказывали страшное сопротивление, уже было заложено это вино Победы. И мы дегустировали вина, вкушали его удивительно терпкий, пьяный, изумительный, благоухающий вкус. Мы взяли оттуда землю, чтобы и ее всыпать в нашу изборскую сокровищницу.
Мы оказались на Малаховом кургане. Это курган битвы, это курган сражения, это курган, где погиб Нахимов. Это курган, где погибли Корнилов и Истомин. Это курган русской славы, русского горя, русского поражения. Но странное дело, во всей русской истории все наши поражения они оказываются временными, они оказываются переосмысленными, как время русских побед. И наша крымская война, крымская эпопея, когда мы топили флот и погружали его на дно севастопольской бухты. Здесь на равелинах и на этих флешах, и на этих редутах сражались сына Отечества – матрос Кошка, а также молодой Лев Николаевич Толстой. Здесь были проявлены чудеса духа и стойкости, которые запомнились русской истории как величайшая победа духа.
Мы оказались на Сапун-горе, на этой грозной и таинственной горе, наполненной сталью осколков, свинцом пуль. Эта гора, которую держали немцы, защищая уже взятый ими Севастополь. И эту гору штурмовали наши пехотинцы, наши морские десантники. Шли вверх по склону под шквальным огнем, под картечью, под пулеметными выстрелами, устилая эти склоны своими телами, пробивая оборону немцев своей волей, своей ненавистью и своим стремлением одолеть их. Эта гора — крепость. И город Изборск -это тоже крепость. А еще вся Россия — это крепость. И Россия — это храм, и Россия — это дворец, и Россия — это верфь. Верфь, на которой мы из века в век строим свое государство, строим свой Великий ковчег, ковчег русской истории. А в храмах мы молимся за победу русскую, мы молимся за павших, молимся за наших мучеников, за наших святых, за наших детей и отцов. А во дворцах мы славим наши победы, мы славим наших героев, славим наши триумфы. А крепость, это вечная крепость, и нам еще придется защищать нашу Родину, нашу великую русскую крепость.
Мы оказались в Севастопольской бухте, в изумительной Севастопольской бухте, уставленной боевыми кораблями. Какое это зрелище! Мы сели на катер, и этот катер под сверкающим солнцем среди блеска лазурных вод провез нас по этой бухте. И мы высадились на берегу около флагмана Черноморского флота крейсера "Москва". И у подножья этого пирса, у его стоянки, взяли землю, а потом прошли на этот броненосец. Командиры боевых частей водили нас по своим стальным коридорам, по своим стальным закоулкам, рассказывая о грозной и страшной мощи этого крейсера, который постоянно выходит в море, который появляется то у берегов Сирии, показывая русский флаг и русскую силу, то у берегов Америки, то заходит в порты Кубы или Венесуэлы. И этот крейсер вновь собирается в поход. И мы зашли в корабельную церковь, и вместе с моряками, вместе с матросами, офицерами, отстояли короткий молебен. И священник, который молился вместе с нами, рассказывал, как во время чудовищных штормов Атлантики, когда было страшно, когда этот могучий корабль заваливался с одного борта на другой, он молился вместе с экипажем об одолении этой морской стихии. И оттуда с этого борта корабельного нам был виден Ближний Восток, нам был виден пылающий горизонт, окровавленная Сирия, разгромленная Ливия. Нам была видна драма этого континента, который перепахала война. И эта война приближалась к нашим границам. И когда мы молились, мы молились, чтобы эта война не приблизилась вплотную к порогам наших домов. И чтобы русское воинство, русские моряки, русский Черноморский Флот был грозной стеной, отдаляющей от нас эти военные беды.
А потом мы поклонились павшим адмиралам. Мы были в храме четырех адмиралов во Владимирском соборе, что посреди Севастополя. В этом храме погребены великий Истомин, великий Лазарев, Корнилов, бесподобный Нахимов. И мы взяли землю оттуда, чтобы эти великие люди, эти великаны, эти огромные герои, эти исполины русской истории, чтобы они пополнили чашу под Изборском, чтобы они наполнили нашу сокровищницу.
И, наконец, мы оказались в Херсонесе. Это таинственное и священное место, это место, где принял крещение князь Владимир. Здесь его чела коснулись персты Господа, и отсюда через его душу, через это крещение, хлынул свет православия на всю Русь. Этот свет православия был той таинственной энергией, той таинственной чудодейственной силой, который создал весь этот русский мир от Карпат до Тихого океана, от иранской границы до Северного полюса. И в этом священном месте мы испытывали благоговение. Мы брали эту землю, в которой был аромат крымских роз, было накаленной солнце, были церковные песнопения. И мы несли эту землю в наш северный Изборск, как вносят в храм чудотворную икону, потому что Крым это и есть чудотворная икона, которая возвращается в наш русский храм.
Потому что Крым — это и есть драгоценное чудо, которое ниспослано нам за все наши страдания, за все наши скорби, за все наше терпение. Потому что Крым — это тот волшебный поцелуй, которым судьба поцеловала Россию, испытавшую в двадцатом и двадцать первом веках такое количество несчастий и печалей, что иногда казалось, что наше сердце останавливается, что наша душа иссыхает. Этот крымский поцелуй разбудил наши чувства, опять превратил нас в верящий, сильный, творящий народ.
