Сергей Чонишвили: я не всеяден

Сергей Чонишвили надел камзол, взял в руки шпагу и окунулся в гущу приключений. В сериале "Записки экспедитора Тайной канцелярии", который для телеканала "Россия" снимает Олег Рясков, он играет генерала Ушакова, грозу преступников, приближенного Петра I, Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны.

Сергей Чонишвили надел камзол, взял в руки шпагу и окунулся в гущу приключений. В сериале "Записки экспедитора Тайной канцелярии", который для телеканала "Россия" снимает Олег Рясков ("Слуга государев"), он играет генерала Ушакова, грозу преступников, приближенного Петра I, Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны.

- Сергей, современники Ушакова пишут, что в обществе он был очарователен, а вот в Тайной канцелярии, которой руководил, проводил жесточайшие истязания. А каким вы его играете?

- Я просто стараюсь делать его обаятельным человеком. О прочем не хочется говорить заранее. Иначе потом придется оправдываться, что что-то не получилось. Пусть моя актерская кухня останется при мне, а о том, что будет на экране, судить зрителям.

- Историческое кино – для актера это интересно?

- Конечно, это даже не обсуждается. Но и сложно тоже. Костюмы у нас в основном с чужого плеча, их нужно сделать своими. Постоянно думаешь о том, как поднять ногу и зайти в мосфильмовскую карету – она сделана так, что с ней нужно обращаться очень аккуратно. А если ногу поднимаешь на 90 градусов, то у тебя раскрывается колено, потому что штанишки, которые на тебе, немножечко не твоего размера. Приходится думать и о том, что над тобой делали гримеры, и о том, как тебя одели костюмеры, и при этом еще что-то играть. А потом еще найдутся люди, которые скажут, вот у него локоны неправильно завиты и платочек не в том месте торчит. Но в данном случае не это важно – важно, чтобы было красиво, чтобы была интрига, чтобы было интересно и чтобы все было в хорошем смысле современно.

- Как думаете, каким бы вы были, живи вы, как ваш герой, 300 лет назад?

- Понятия не имею. Я такой, какой я есть. Я родился в 65-м году и, в общем-то, я доволен, что не в 64-м и не в 67-м.

- А чем так хорош именно 65-й?

- Тем, что я в нем родился (смеется). Тем, что я не попадаю под государственную программу увеличения пенсии – попадают только люди с 68-го года. У меня уже есть шанс работать до конца своей жизни.

- И вы, похоже, этому рады?

- Я всегда стремился много работать. Иначе зачем существовать? Проводить достаточно забавно время по-другому? Это неинтересно.

- Складывается впечатление, что вы боитесь что-то не успеть… Театр, кино, озвучивание игр, документальных фильмов – вы заняты в самых разных проектах. Ради чего столько всего сразу?

- Ради развития. Я не всеяден, но процесс мне интересен. И процесс иногда бывает интересней, чем результат, если он обучает, помогает понять что-то про себя. Ведь, как сказал Густав Майринк в "Белом доминиканце", единственная беседа, которая может чему-то научить, – это беседа с самим собой. Я, в общем, придерживаюсь этого принципа.

- Ваш герой – сын бедного дворянина, добившийся небывалых высот. А вы чувствуете, что "по жизни" уже дослужились до генерала? Вы уже командуете парадом, или жизнь еще вас ведет?

- Я не считаю, что меня ведет жизнь, но и не думаю, что я всего добился. Иначе бы я заказал себе место на кладбище и всячески его готовил к своему уходу. Я не могу назвать себя генералом, но в чем-то я знаю свою правоту и знаю свои возможности. Если я что-то не умею, я знаю, как этому научиться, причем быстро. Считается, что любой человек может научиться жонглировать тремя шариками за 8 часов. Вот если нет этих 8 часов, я могу в хорошем смысле обмануть – сделать так, что все будут считать, что я это умею. И сделаю это за два часа.

- А что вы еще не сделали в жизни, но хотели бы? Что осталось неохваченным?

- Очень многое. Много осталось несыгранного, в том числе и того, что уже не будет сыграно никогда, хотя бы в силу возраста, физиологического старения организма. Я уже никогда не сыграю историю из жизни десятиклассников – не потяну визуально.

- О каких неиспользованных возможностях жалеете?

- Ну, допустим, меня никогда не звали ни на одну историю, связанную с Федором Михайловичем Достоевским, хотя я считаю, что это мой материал. Но это мое мнение, а не мнение тех людей, которые им занимаются. А вообще долгое время у меня было два амплуа: человек-дерьмо и человек, который умирает. Предлагались исключительно отрицательные персонажи и те, которых убивают в финале – травят, стреляют, колют и так далее. Либо те, которые сами себя убивают. К счастью, я перескочил эту ситуацию.

- Действие фильма разворачивается в XVIII веке. Готовясь к съемкам, вам пришлось поднимать какие-то дополнительные материалы, или вы и так хорошо знаете историю? К примеру, в школе какая у вас была оценка по этому предмету?

- Дополнительно ничего не читал. А по истории было твердое "5". Вообще в школе был такой момент: до 4-го класса я учился хорошо, а потом мне стало скучно. Не вообще – просто не хотелось быть всеядным. Я уже с 5-го класса знал, что пойду в гуманитарную профессию, знал, чем буду заниматься. Поскольку у меня с точными науками не складывалось – не мой профиль, – то зачем иметь все в мозгах? Было б хуже, если бы я не читал книжки и не интересовался историей, писал бы на "2". Я не понимал, зачем учить столько предметов. Скажу честно: все знания по физике, которые у меня были, мне не пригодились в жизни ни разу. И от того, что я не решил ни одной химической задачи, я совсем не страдаю. Я знаю H2O, C2H5OH, атомный вес серы – 32, и все. Зато я знаю, что такое нгултрум! Это денежная единица Бутана. Что мне тоже никак не помогло, но вот почему-то засело в голове (смеется).

- Как театральный актер со стажем чувствует себя в рамках детективного сериала?

- А вы думаете, в театре занимаются исключительно высоким искусством? И потом, я же не в "Универе" снимаюсь и не в "Папиных дочках". А детектив детективу рознь. Вон Достоевский всю жизнь писал детективы…

- За что ему до сих пор достается от критиков...

- Думаю, ему от этого не холодно и не жарко. Будем говорить честно, Федор Михайлович – стилист чудовищный. Но как писатель-философ он замечательный, и к его историям невозможно относиться как к детективам – наполнение гораздо более глубокое.

Наша история тоже не развлекательная по большому счету, хоть и детектив. Сейчас объясню на примере. То, что пишет Григорий Шалвович Чхартишвили – будь то "Пелагия" или "Фандорин" – с одной стороны, развлекательный жанр, с другой – жанр, позволяющий заронить какие-то зерна в людей, не читающих глубокую философскую литературу. Они получат маленький маячок и начнут копать в этом направлении. В нашем случае, я думаю, те люди, которые ничего не знают о периоде междуцарствия, между Петром и Екатериной II, глядя на эту историю, может быть, заинтересуются, что есть правда, что нет.

- "Записки экспедитора" – это, по сути, мемуары главного героя. А вы не ведете какие-нибудь записки, дневник – может быть, электронный?

- Я не веду дневник и стараюсь как можно меньше связываться с Интернетом – исключительно по необходимости, для более быстрой связи с людьми. А в свободное время занимаюсь литературой, выпустил две книжки: сборник "Незначительные изменения" в – 2000-м, роман "Человек-поезд" – в 2003-м, а третью все еще пишу. Медленно получается, конечно, но, во-первых, я выпал из жизни достаточно надолго – с 9 февраля прошлого года и по декабрь у меня было три операции. Плюс еще большое количество текстов проходит через мозги – не только игровых, но и документальных, которые нужно без конца переписывать или поправлять. А литература все же не мое основное занятие, не мой кусок хлеба, а, скажем так, хобби, к которому я отношусь очень серьезно. Это моя попытка осознать себя в этом пространстве и поделиться своими знаниями с тем потенциальным читателем, который у меня существует.

- Вы пишете, потому что не можете не писать? Или у вас другие цели?

- Для меня это попытка определить некоторые вещи в виде литературных формул. И немножко психологическая самотерапия. С другой стороны, это для меня жанр кино на бумаге: я "снимаю" то, чего не играю в этой жизни – мне этого просто не предлагают. И плюс я не связан никакими обязательствами – ни денежными, ни прочими. Я сам себе режиссер, актер, продюсер, осветитель и прокатчик. И я от этого всего получаю удовольствие.

- Если бы вы все-таки писали мемуары, какие события вашей жизни вошли бы туда обязательно?

- Я не стал бы писать мемуары. Хотя…может, когда-нибудь я приду к этому жанру. Когда буду сидеть на берегу моря, прикованный к инвалидной коляске, и мне не останется ничего другого.

- Как-то мрачновато вы свое будущее видите...

- Нет, я собираюсь жить долго… Да и море, может, будет в Сан-Тропе. Чем плохо? А вообще у меня чудный придуман некролог: "Московский театр Ленком, Российский союз кинематографистов и мировое театральное сообщество с глубоким прискорбием сообщают, что мировое театральное искусство не понесло тяжелой утраты в связи со скоропостижной кончиной Сергея Чонишвили" (улыбается).

- Похоже, на вас, как и на всех, действует осень. Вы вообще подвержены сезонной смене настроения, депрессиям?

- Периодически бывает. Слава Богу, проскочил каким-то образом последние года два. Сначала устроил себе отпуск, которого очень жаждал, а потом у меня попросту не было времени на депрессию – я умирал физически. У меня был разрыв ахиллова сухожилия на сцене, я доиграл спектакль, через 3 часа мне сделали операцию, а через два с половиной месяца он у меня рванул в том же самом месте. Дальше пошла врачебная ошибка – мне сделали операцию, которую нужно было делать позже. А на 21-й день меня заразили золотистым стафилококком и пропустили это дело. И я начал умирать, у меня случился абсцесс. Потом я уехал в Германию, и там меня починили. Вырезали часть ноги, часть руки, сделали мне новую систему кровообращения. Было весело. На депрессию времени не осталось – выжить бы…

Могу сказать честно, я не люблю зиму. И это несмотря на то, что я долгое время жил в Омске, где климат резко континентальный – летом очень жарко, зимой очень холодно. А депрессия может нахлынуть не только осенью, и каждый справляется с ней по-своему. Я получаю удовольствие от того, что я делаю. И в тот момент, когда я чем-то не занят, я все равно нахожу себе занятие. Вопрос депрессии – это ведь вопрос внутренний. Это же нормальное состояние, выходя из которого, ты отвечаешь себе на вопросы, которые тебя в это дело вогнали. А значит, становишься более сильным и более знающим.