Как российские регионы в период пандемии решают экономические задачи и реализуют крупные экономические проекты?
Линзу положено мыть по инструкциям, написанным еще французами 150 лет назад. Исключительно винным спиртом, запасы которого хранят так же бережно, как сменные лампы. Кто знает, когда в следующий раз доберутся снабженцы. Маяк Поворотный – микроавтономия на краю Приморской земли. Здесь самоизоляция не мера, а принцип существования.
Сергей Митянин – летчик-испытатель по профессии – аэродром на маяк сменил в начале 90-х, когда летать стали по большим праздникам. И уже 27 лет на земле борется со встречным ветром, который здесь, кажется, не стихает никогда. Последний тайфун, потрепавший Приморье, оставил маячное хозяйство без части крыш и забора. Хорошо хоть, что дрова не разметал. Тут со дня основания отопление печное.
С мыса Поворотный подсвечивать путь кораблям начали в конце XIX века. Поначалу – с помощью фонаря на шесте. Сам маяк французского происхождения. Уже почти 130 лет держится без капремонта.
Каждый маяк моргает в своем режиме. Поворотный шесть секунд горит, две – нет. Его линзы не меняли с 1891 года. Чего только ни случалось за эти годы. Вот это следы тайфуна столетней давности.
Его центр управления – пара комнат в доме, который, кажется, на полвека старше маячника. Резервный дизель, радиостанция и тумблерный выключатель.
Всему, что поднимают над этими берегами, природой назначено противостоять морю, солнцу и ветрам. Многое, что в ином климате – это просто уникум, здесь уникально вопреки.
Три километра. От края до края и обратно. Изо дня в день пешком, сколько бы электроники не вживили в пилоны и ванты.
На высоту десятиэтажного дома лифт поднимает кабину 7 минут. В его шахту внутри опоры ветру доступа нет. Он встретит на 320 метрах над уровнем моря. Самый длинный вантовый мост в мире не функционирует, живет словно организм, за которым пристально наблюдают от рассвета до рассвета.
Все три с лишним километра моста усеяны датчиками. Под контролем – каждый квадратный метр полотна. В центре управления в любой момент времени знают, под каким напряжением находится конструкция, с какой силой давит на нее ветер и как натянуты ванты.
Здесь пройти можно только на полусогнутых. В 70 метрах внизу вода, над головой шуршат шинами автомобили. А до главных суставов организма – рукой дотронуться. Русский мост не монолитная недвижимая громадина. Его конструкции способны приходить в движение. В одном направлении – летом. В другом, когда подступают морозы.
Под сильный ветер мост подстраивается так же. А датчики читают все, вплоть до сцепления покрышек с полотном.
Пространства между его пролетами хватит хоть для флотилии. Если даже ее составят сплошь из самых больших в мире танкеров "Афромакс". С могучих кранов завода "Звезда", где стартовый в серии уже собран, Русский мост хорошо виден сквозь дымку над Уссурийским заливом. Даже по заказам наших судоходных компаний "Афрамаксы" до этого строили только в Корее. Первый спущенный на воду в России получил имя "Владимир Мономах". Он способен ходить в любых широтах за счет энергетической установки, которая работает на сжиженном природном газе.
Невероятных размеров океанические суда собирают по элементам, как на конвейере. Мощности возведенных под задачу цехов и доков позволяют параллельно строить и тестировать уже готовые. "Мономах" свои первые испытания на воде прошел. И скоро он тоже увидит эти ванты и пилоны.
Владивостокские мосты – реализованная мечта, с которой прожили поколения. Главная движущая сила тех, кто когда-то сделал эту землю из окраины краем.
За век под землей Дальнегорска вырубили целые этажи словно уходящего не вверх, а вниз небоскреба, между перекрытиями которого движутся машины, люди и руда. Огромные дробилки, вращая жернова, перемалывают ее глыбы, чтобы вытащить на поверхность то, что потом станет цинком, свинцом и серебром. Километровые штольни рудников настолько широки, что по ним, как по проспектам, движутся приземистые самосвалы и экскаваторы. Недавно на Николаевском обзавелись даже неким подобием маршрутки, чтобы перебрасывать горняков от выработки к выработке, как и положено в Приморье, с правым рулем.
За годы беспрерывной эксплуатации запасы рудника так и не вычерпали. Осталось миллионов 18 тон. Где-то еще на четверть века. Руда здесь так богата металлом, что пара ударов геологического молотка сразу вскрывает породу.
"Дальполиметалл" – легенда, рожденная на основе легенды другой. В этих сопках начиналась горнорудная промышленность края во времена, когда опускаться за рудой на такие глубины, где грунтовые воды порой напоминают реки, нужды не было. Только руку протяни.
Горизонт – минус 420. Не самое дно выработки. Сейчас на Николаевском работают и на 300 метров ниже. А полтора века назад руду в этих местах добывали только пришлые старатели из Китая, пока горнозаводчик Бринер не выкупил у них информацию за два мешка муки.
Он же среди тайги в 500 километрах от Владивостока построил первую узкоколейку. По ней и сейчас на небольшом оставшемся участке возят руду на контроль, проверяя содержание металлов. А то и попадется то, что славы Дальнегорску принесло, может, даже больше, чем цинк и свинец.
В маленькой комнате на деревянных стеллажах – то, что на Николаевском руднике собрали всего за год. Неповторимые, созданные фантазией природы минералы. Уникальный образец. Флюорит, выросший на кварце. Их не ищут специально. Они попадаются случайно по ходу выработки. То есть это, по сути, побочный продукт производства, но именно он – визитная карточка "Дальполиметалла" и всего Дальнегорска.
Войну за человека он ведет только по ночам. Шаман слеп под солнцем. А пламя костра не столько свет, сколько средство связи с духами, которых перед обрядом нужно как следует накормить. Василий Дункай, самый известный удэгейский шаман, посылает сэвэнов на помощь туда, куда пандемия добраться не позволяет. И они летят, обгоняя лодки на древней реке.
Удэге. Очень маленький народ (всего-то полторы тысячи человек), который, пытаясь не потерять свою идентичность, всеми силами держится за тайгу у священной реки Бикин. Ее берега уже в снегу, расчерченному следами косуль и лисиц.
На пути к охотничьим местам по осени – часто мелководье. Тогда – мотор на корму и шест в руки. Опершись на дно, удэгейцы, как и сотню лет назад, толкают лодки по своей главной дороге.
Управляться с шестом на лодке без практики – нелегкая задача. А удэгейцы так проходят по протокам десятки километров. Правда, это если бензин закончился, – моторка сегодня – главное средство передвижение на Бикине.
Цивилизация захватывая и эти места, кажется, пока не убила в них главную веру. В то, что человек – во всем: звере, реке или дереве.
С рассуждениями о мире, как у Дерсу Узала, в маленькой мастерской Красного Яра художник Владимир Сулянзига режет фигурки богов, хранителей очага. Верит, что резцом и руками дает им энергию, способную уберечь от зла и невзгод. И в то, что они помогут каждому, кто верит так же.
