Константин Кедров: глаголическая азбука на Руси была до просветителей

24 мая в России отмечается День славянской письменности. В чем разница между кириллицей и глаголицей? Как связаны просветители, пришедшие на Русь более тысячи лет назад, с поэтами-футуристами? Об этом рассказал поэт Константин Кедров.

Чем глубже событие уходит корнями в историю, тем меньше о нем достоверных сведений – слишком сложно было сохранить о нем подлинные свидетельства. Неудивительно, что даже такие важнейшие явления как создание азбуки и алфавита обрастали массой легенд и непроверенных фактов.

Рассказать о разнице между кириллицей и глаголицей, о важности их обеих не только в прошлые века, но и для нас сегодняшних, и о связи просветителей, пришедших на Русь более тысячи лет назад, с Пушкиным и футуристами мы поговорили с философом, теоретиком метареализма и автором метакода, поэтом Константином Кедровым.

- Константин Александрович, поскольку наш с вами разговор приурочен к Дню славянской письменности, накануне я решила освежить свои знания о святых Кирилле и Мефодии и одновременно обнаружила: люди не в курсе, что это два брата, и они не болгары; что придумали братья не кириллицу, которая, в свою очередь, не создавалась в противовес латинице. Почитание почитанием, но сегодня о просветителях Руси что-то не зналось, другое забылось. Так что я к вам с просьбой "просветить".

- Лучше всего сказал о Кирилле и Мефодии Петр Ильич Чайковский. Он написал "Гимн святым Кириллу и Мефодию". Я его немножечко напомню:

"Обнимись со мной, славянский брат,

Помянуть с тобой я вместе рад

День, когда покинул мир земной

Просветитель наш, Кирилл святой.

К брату Мефодию у скалы Петровой

Так вещал он, смерть принять готовый:

"Брат Мефодий, сострадальник мой,

Ты последний час мой успокой".

- Совсем забыла, братьев ведь звали не Кирилл и Мефодий.

- Они – византийцы Михаил и Константин. Михаил-Мефодий просвещал Моравию, это нынешняя Чехия, а Кирилл (до принятия схимы Константин по прозвищу Философ) получил благословение от Папы (тогда еще христианский мир был единым, он не делился на католический и православный) и отправился крестить хазар. Но каково же было его удивление, когда он обнаружил, что в землях, которые он собрался просвещать, прекрасно знают священные тексты, что здесь не надо рассказывать, кто такой Иисус Христос. Откуда?! Оказывается, здесь читали писания "русьскы писмены".

По этому поводу ученые спорят. Вернее, не спорят, а исследуют, что это за "русьскы писмены". Но мне другого варианта, кроме глаголицы, азбуки северного происхождения, новгородской, на основе рунических знаков, придумать трудно (эта теория не имеет научных подтверждений, поскольку не сохранилось ни одного ее образца – ред.).

В этом нет ничего удивительного. Мы говорим, что Крещение Руси состоялось при князе Владимире, но ведь его бабушка княгиня Ольга крестилась задолго до него, а она не могла этого сделать, сначала не узнав о христианстве. Значит, оно уже было здесь. Не на государственном уровне, но существовало. Соответственно и глаголическая азбука тоже существовала. Возможно, Кирилл ее слегка преобразовал, возможно, приблизил к тому образу азбуки, какой считал нужным.

- Апгрейдил, что называется.

- Модернизировал, сам не желая того, чтобы она стала как можно доступнее, приближеннее к той русской речи, которую он услышал. Но так бывает: Колумб отправился рай открывать. Поскольку рая он не открыл, он решил, что открыл Индию. А на самом деле открыл Америку. Кирилл поехал крестить хазар, но по сути дела принес нам вариант глаголицы, которая у нас и утвердилась.

- Насколько я знаю, вы совершили некое открытие, связанное с азбукой.

- Действительно, когда я стал сравнивать кириллицу (первая азбука из 46 букв, сложившаяся в IX-X веках для записи старославянского и впоследствии церковнославянского языков – ред.) с глаголицей (первый славянский алфавит, созданный в середине IX века просветителем Кириллом для перевода богослужебных текстов с греческого языка – ред.) меня ожидало ослепительное открытие.

Ну как же было не заинтересоваться тем, что каждая буква в них обозначается определенной цифрой. И если цифры слова "Бог" с глаголицы мы перенесем на кириллицу, получится две буквы – "он" и "есть". Бог = он есть. И мне стало понятно, что кириллицу создавали так, чтобы она по смыслу была взаимосвязана с глаголицей.

Кроме того, обозначение букв кириллицы – Аз, Буки, Веди, Глаголь, Добро, Еже, Живете – вместе составляли текст: "Я буквы ведаю (знаю). Глаголь добро еже живете (Говорю добро, чтобы жить)". Это было сделано не просто так: азбукой Кирилла были прописаны очень важные вещи. Получается, что это была особая система обучения: вместе с азбукой люди постигали нравственный смысл жизни.

К сожалению, от нас сокрыто имя автора другой работы – гигантской, совершенно титанической: каждому слову в Священном Писании, каждому слову на греческом, было приравнено слово, взятое из древнерусского языка. Если слова не хватало, его создавали. В результате возникло такое чудо, как церковнославянский язык. Эту церковнославянскую речь по сей день можно ежедневно слышать на богослужении. Поручи эту работу сейчас десятку научно-исследовательских институтов, уверен, они не справятся.

- Давайте я повторю: церковнославянский язык – это не старославянский язык?

- Ни в коем случае! Это новый язык, созданный на основе древнего старославянского языка. И эта работа безымянная, мы не знаем, кто ее выполнил.

- То есть, церковнославянский язык создали не Кирилл и Мефодий? Это было сделано позже?

- Кирилл и Мефодий дали алфавит. Но дальше работа велась поколениями. И произошло это довольно поздно, потому что когда святой Владимир принял крещение, службы шли на греческом языке.

Как писал Алексей Константинович Толстой:

"Когда ж вступил Владимир
На свой отцовский трон,

Он вдруг сказал народу:
"Ведь наши боги дрянь,
Пойдем креститься в воду!"
И сделал нам Иордань.

Послал он за попами
В Афины и Царьград.
Попы пришли толпами,
Крестятся и кадят,

Поют себе умильно
И полнят свой кисет;
Земля, как есть, обильна,
Порядка только нет".

Это его "История государства Российского от Гостомысла до Тимашева" – шутливая, игривая вещь. Смысл ее в том, что священники прибыли издалека для служения, но люди не понимали, что они говорят – служба шла на греческом языке.

И вот – чудо! Создается искусственный язык, который не только не умирает, но столетие за столетием живет. В частности, пережил 70 лет атеистических гонений, преследование Церкви.

- Понятно, что кириллица не могла быть синонимична латинице, потому что та тоже поздно сформировалась, но это и не калька с греческого алфавита?

- Кириллица – это гигантская филологическая работа, за основу которой был взят греческий язык. В том-то и гениальность Кирилла, что он соединял слова с местными традициями там, где проповедовал. Позже, когда произошло разделение Церкви, в католицизме за основу взяли латынь и вплоть до середины XX века все службы во всех странах велись на латинском языке. И только когда в 60-х годах пришел папа Иоанн XXIII, было разрешено служить мессу не на латыни, а на языках народов мира. А у нас почти сразу начали служить на своем, созданном специально языке. И служили на нем на протяжении многих столетий.

- Для того, чтобы служить на своем языке, православным на Руси надо было получить официальное разрешение или они были независимы?

- Когда Церковь была едина, мы, естественно, слушали, что нам говорят в Византии. Но беда-то в том, что Византия попала под власть Османской империи. И связи стали затруднительными, что породило множество разногласий, всевозможных разночтений, которые к XVII веку увенчались трагедией раскола, потому что пришел патриарх Никон, и сказал: "Надо все сверить с греческими текстами". Но вплоть до XVIII, даже до XIX века мы "пили из источника" церковнославянского языка. Неслучайно в "Повести временных лет" в 1037 году написано: "Книги есть реки, напояющие вселенную. Ими мы в скорби утешаемся, ими чаем обрести жизни вечной".

- Это уже поэзия!

- Чистейшая! В том-то и дело, что язык строился не по законам филологии, а как чистейшая, абсолютнейшая поэзия. Поэтому, когда в XIX веке мы стали от церковно-славянской речи отходить, у многих это не вызвало большого восторга: как же, мы теряем великую поэзию!

Но совсем скоро пришли поэты-футуристы, казалось бы, очень далекие от религии. Здесь надо сказать, что вся церковно-славянская поэзия строится на осмогласии, где каждый глас или напев – это определенное настроение, определенная интонация.

А теперь откройте Маяковского: "Разворачивайтесь в марше! Словесной не место кляузе. Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ маузер". Какой глас? Первый! А самый ликующий, оптимистичный, радостный – третий, его все знают и поют в Пасхальные недели: "Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав". Берете опять Маяковского: "Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет" – тот же третий глас. Сознательно Маяковский это делал или бессознательно, но вся его поэзия на гласах.

А если вы будете читать Есенина, то, в основном, услышите шестой глас: "О всех ушедших грезит конопляник // С широким месяцем над голубым прудом". Или "Чтоб за все за грехи мои тяжкие// За неверие в благодать // Положили меня в русской рубашке // Под иконами умирать". То есть осмогласие – это интонационное богатство – сохранилось и живет в русской поэзии как инструментовка русского стиха (инструментовка – один из приемов поэтической речи, когда используются слова однородного звукового строя, что придает ей особую звуковую окраску и выразительность – ред.).

Так что то, что было создано Кириллом и Мефодием, это только верхушка айсберга. А основной пласт, который скрыт под водой – как развивалась церковнославянская поэзия литургического осмогласия. Мы любуемся египетскими пирамидами, признанными чудом света, но не замечаем "пирамиды словесные", также не разрушаемые временем.

Сенека сказал: "Если бы на Земле существовало только одно место, откуда видны звезды, к нему бы отовсюду стекались люди". Но поскольку небо постоянно над нашими головами, мы редко туда смотрим. Пожалуй, с церковнославянской поэзией та же история: она с нами всегда, поэтому мы редко к ней обращаемся и мало о ней знаем. А на самом деле – это величайшее чудо, целая Атлантида в нашей памяти затонувшая, но – неразрушимая.

Но сейчас начался процесс, когда церковнославянскую поэзию снова начинают открывать. Это очень похоже на ситуацию начала XX века с иконами: никто не ценил древнерусскую иконопись. Иконы были в дорогих окладах – серебро, драгоценные камни, а между ними темные лики. И только в XX веке сняли оклады, смыли потемневшую олифу и проступило золото. Так открыли "Троицу" Рублева, а до того не знали, что это шедевр.

Такая же история с церковнославянской речью, подаренной нам Кириллом и Мефодием. Мы ее открываем, и на ее основе будет совершено много великих открытий научных и поэтической. "Книги есть реки, напояющие вселенную".

- Что случится, если не учить азбуку?

- Мозг человеческий устроен, с одной стороны, сложно, с другой – просто. Простота заключается в следующем: мозг не может отдыхать, у него нет состояния покоя. У него есть только два режима работы (это не метафора, а открытие современной науки): он может либо обучаться, совершенствоваться, либо деградировать. Ничего не делать означает моментальную деградацию. Так что, если не будет азбуки, если не будет познания Истины через Слово, начнется деградация. Но мозг – очень мудрый, он хочет жить, а раз так, надо совершенствоваться, надо учить азбуку – в широком смысле этого слова.

В известной мере мы переживаем эпоху Возрождения. Так же, как итальянцы в свое время для себя открыли Древний Рим, Древнюю Грецию, мы сейчас открываем церковнославянскую культуру. Это очень отрадный процесс, потому что в нас запрограммирован инстинкт самосохранения. Люди хотят жить. А раз они хотят жить, они должны мыслить. Если они перестанут мыслить, они погибнут, выродятся, но инстинкт самосохранения срабатывает. Особенно в русской поэзии.

- Почему так важно возрождение поэзии?

- Вспомните "Фелицу" – оду Державина Екатерине: "Поэзия тебе любезна, // Приятна, сладостна, полезна, // Как летом вкусный лимонад". "Приятна, сладостна, полезна!" Конечно, к этому поэзия не сводится, но она – эликсир жизни и не просто жизни, а жизни вечной. Потому что все поэты, не сговариваясь, живут жизнью вечной – такие мы существа. Мы сами живем не вечно, но вечную жизнь чувствуем через слово. Если понятие в слове не выражено, то его как бы и нет. Так что поэзия – это источник вечной жизни человечества.

Жизнь без поэзии – это существование. Многое существует. Но, знаете, даже в животном мире не живут без поэзии. Посмотрите на танцы фламинго! Послушайте пение соловья – какие рулады, какие коленца – там тоже есть поэзия. Только она на уровне интонации или жеста, а поэзия на уровне слова дана только человеку. Поэтому наша эволюция – это эволюция слова! Не цифры, а слова прежде всего.

Цифровая эволюция тоже нужна, но наше восхождение, наше совершенствование прежде всего связано со словом. В Евангелии от Иоанна очень точно сказало: "Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его" – весь мой оптимизм в этих словах.

Но надо сказать, что нам повезло дважды: один раз – с Кириллом и Мефодием, а второй раз – с Пушкиным. Первые придумали азбуку, а Александр Сергеевич язык создал, на котором мы с вами сейчас общаемся и пишем. И на котором создаются великая литература и поэзия. Один человек это сделал. Повезло нам.

- Почему вы считаете, что Пушкин создал наш язык? Разве до него ничего не было?

- Посмотрите вокруг него, на каком языке все разговаривали и писали – язык сломаешь! Замечательный поэт Державин ориентировался на церковнославянскую речь, но:

"Глагол времен! Металла звон!

Твой страшный глас меня смущает,

Зовет меня, зовет твой стон,

Зовет — и к гробу приближает.

Никая тварь не убегает:

Куда, Мещерский! Ты сокрылся?

Оставил ты сей жизни брег,

К брегам ты мертвых удалился;

Здесь персть твоя, а духа нет".

Это торжественно, хорошо. Но это не тот язык, на котором мы с вами разговариваем. В отличие от пушкинского:

"Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог... ".

Им создана легкая льющаяся речь с итальянской напевностью. С французской игривостью написан целый роман в стихах, и это стало новой страницей "кирилломефодиевской" азбуки, на основе которой развивается речь, и мы говорим легко и свободно. На основе этой речи и Толстой, и Тургенев, и Достоевский – стали писать вслед за Пушкиным. Такой он гений. И даже сверхгений.

Еще больше интересного с сайта "Смотрим" – в нашем Telegram-канале и Яндекс.Дзен, новости сайта "Вести" – на страницах ВКонтакте, Одноклассников, Яндекс.Дзен и Telegram.