Предварительно визит в Москву группы африканских министров энергетики из числа выпускников советских и российских вузов прорабатывается на осень этого года "под зонтиком " "Глобальной энергии". Но уже не за горами проведение в 2022 году в России, в Санкт-Петербурге, юбилейного конгресса Мирового энергетического совета (МИРЭС) — удивительной организации со штаб-квартирой в Лондоне, которую за много лет до создания антигитлеровской коалиции учредили все те же Советский Союз, Соединенные Штаты и Соединенное Королевство. Насколько сообразуются потребности развивающегося мира и идеи о будущей энергетики без угля, нефти и даже газа, которые обсуждаются в Европе?
"Вести в субботу" поговорили с главой МИРЭС англичанкой Анджелой Уилкинсон о сценариях развития экономики, которые образно называются "Современный джаз", "Неоконченная симфония" и "Хард-рок".
- Анджела, какую бы тему вы ни выбрали для 25-го Всемирного энергетического конгресса в Санкт-Петербурге, у вас есть три собственных сценария: "Современный джаз", "Незаконченная симфония"… И какой третий?
- "Хард-рок".
- Почему?
- Потому что, когда мы общаемся с людьми по всему миру, мы получаем различные точки зрения по текущей ситуации и перспективам на будущее. Мы стараемся поддерживать возможность для совместных действий. Мы можем попытаться заставить всех думать одинаково или можем использовать это разнообразие как силу. Мы ищем различные сигналы перемен и объединяем их. Мы можем наблюдать три разных сценария будущего, разворачивающихся одновременно. И мы дали названия этим сценариям: "Незаконченная симфония", "Хард-рок" и "Современный джаз".
- Этот вариант самый модный.
- Это самый популярный вариант среди людей, которые думают, что будущее за технологиями и финансовыми инновациями.
- А человек — в центре всего.
- А система, в центре которой находится человек, будет развиваться вокруг этих технологий.
- Это реально?
- Обсуждение, которое мы проводили в Африке, было таким, что в этом сценарии есть много сильных сторон. Людям это нравится во многих отношениях. Вопрос в том, действительно ли мы собираемся принять этот уровень общественного контроля и отсутствие конфиденциальности, потому что речь идет о данных. Этот мир прозрачен. Люди будут знать ваши привычки. Они будут знать, сколько людей у вас в доме, а не только то, сколько энергии вы потребляете.
- Итак, сценарий, который наиболее реален, — это "Незаконченная симфония"?
- Да, это сценарий, который наиболее популярен среди людей, убежденных, что будущее не только за координацией между государствами, но и в большей степени за сотрудничеством между ними, давайте их назовем субнациональными единицами. В этом мире существует кооперация, которую мы можем контролировать не только на местном уровне, но и на национальном и на региональном уровнях. Таким образом, "Незаконченная симфония" имеет высокий потенциал кооперации, но он медленнее, поскольку в ней происходит внедрение инновации.
- "Хард-рок" звучит старомодно, хотя для многих людей это очень современный жанр музыки. Но я бы сказал, это — тот мир, в котором мы жили в конце последнего тысячелетия. Мир, в котором страны соревновались и боролись за контроль рынков. Не думаете ли вы, что государства предпочтут сценарий "Хард-рок"?
- В прошлом году на 24-м Всемирном энергетическим конгрессе в Абу-Даби мы спрашивали у людей, какой из сценариев, на их взгляд, является наиболее очевидным. Мы задавали этот же вопрос и в 2016 году. Тогда люди говорили, что будущее за "Незаконченной симфонией". В 2019-м они сказали, что видят больше предпосылок для "Хард-рок" сценария. Мы спросили самих себя: почему мы наблюдаем такую картину? Существуют две особенности, характерные для "Хард-рок" сценария. Первая заключается в том, что обеспечение безопасности в децентрализованном мире возможно реализовать в более локальных масштабах. И логика некоторых национальных взаимоотношений не настолько понятна, как могла бы быть. Поэтому мы можем воспринимать "Хард-рок" как сценарий, в котором существует геополитическая фрагментация, но мы также можем рассматривать его с точки зрения усиления возможностей для обеспечения локальной безопасности.
- А теперь сложный вопрос, особенно для развивающихся стран. Когда мы спрашиваем европейцев, хотите ли вы жить в чистом Лондоне, чистой Москве, они отвечают: да. Но не каждый согласен с возможным увеличением тарифа на электричество в 3 раза только из-за использования современных технологий. Тем не менее людей склоняют к использованию этих технологий. Когда вы говорите то же самое людям из сельской местности в странах Африки, Латинской Америки и даже в Евразии, как вам продать идею использования в большем объеме солнечной, ветровой энергии, по сравнению с традиционной, которая является более дешевой, как я думаю.
- Есть два аспекта. Мне хотелось бы их разделить. Один из них касается вопроса, что представляют собой возобновляемые источники энергии. Это "зеленые" технологии или дешевая энергия? Ответом будут оба аспекта. Так что же формирует потребительское поведение? Люди покупают более дешевую энергию? Возможность более дешевого доступа к ней? Или они покупают возможность использования энергии в сельской местности Африки? Здесь присутствуют оба аспекта. Находясь в Лондоне или Санкт-Петербурге, у вас уже есть развитая энергетическая система, и вы думаете о более удобных и "зеленых" решениях. Как бы мы занимались декарбонизацией системы, если бы это был наш выбор? Выбросы парниковых газов в Африке составляют 2% от общемировых. Ей требуется больше энергии. И здесь вопрос заключается в том, что если требуется больше энергии, какой она должна быть – "зеленой" или дешевой? Ответом является то, что требуется и "зеленая", и дешевая энергия, поскольку это позволяет создавать сельские энергетические сообщества, которые смогут обслуживать свое собственное оборудование. Тем не менее такой подход имеет свои ограничения с точки зрения применения. Если вы хотите использовать индустриальные решения, применять экологически чистые способы приготовления пищи, чистые технологии в освещении и в транспорте, вам потребуется другой тип энергетической системы.
- Точно. Я беседовал с президентом Африканского союза электропотребления, господином Теллой, который сказал, что Африка хочет идти по пути
индустриального развития и наиболее оптимальными вариантами являются гидроэнергетика и газ, которые, в свою очередь, не очень популярны у европейцев с их стремлением к декарбонизации. Как вы совмещаете эти вещи?
- На мой взгляд, в мире одновременно формируются три концепции. Одна из которых – это декарбонизация, и она исходит из конкретного региона мира. Есть также концепция утилизации, циркулярное устранение углерода, которая появилась в других регионах мира. А в Африке действует концепция перехода к чистой и быстродоступной энергии. Думаю, что концепцию декарбонизации можно рассматривать широко или узко. Если рассматривать вопрос с широкой точки зрения, тогда мы имеем в виду нулевые выбросы углерода, а также ядерную энергетику, газ, технологии улавливание и хранение углерода. Или это может быть обусловлено идеологически, когда под декарбонизацией мы понимаем только нулевые выбросы и только возобновляемую энергетику. Поэтому даже если вы называете это сценарием декарбонизации, в нем присутствуют оттенки синего и зеленого.
- У нас в "Глобальной энергии" в течение двух недель проходила серия лекций. К нам приходил министр энергетики России. Его позиция очевидна. Также к нам приходили представители ООН из ЮНИДО и ЮНЕП — они предпочитают смотреть на ситуацию немного под другим углом. Кроме того, у нас в гостях был Леонид Григорьев, российский профессор, который довольно популярен в этих кругах. Oн говорит, что, по сути, количество выбросов CO2, сокращенных в Европе, равно количеству выбросов CO2, производимых за пределами Европы во время производства товаров, которые затем импортируются в ЕС. Это лицемерие или нет?
- Я думаю, что даже Европа признает, что у вас не может быть стратегии, которая была бы чистой на местном уровне и грязной на глобальном. И задача, стоящая перед Европой, заключается не только в том, как они декарбонизируются, как переходят к следующей промышленной парадигме. И они пытаются решить обе эти проблемы одновременно. Таким образом, мы можем наблюдать определенную углеводородную экономику на Ближнем Востоке. В то же время мы видим, что экономика, основанная на росте масштабов производства, появилась в Европе. У обоих регионов есть энергетические потребности, и они будут на этом основываться. Но я думаю, что слишком тривиально говорить, что это лицемерие. Я думаю, что Европа не просто продвигает декарбонизацию.
- Нет, это то, что он сказал.
- Думаю, Европа пытается думать о декарбонизации. Давайте назовем это новой индустриализацией одновременно.
- Представим, что наступает 2022 год. Мы все в Санкт-Петербурге в составе разных групп. Не по географическому признаку, а по образу мысли: "зеленее", чище, дешевле, да что угодно. Как вы соберете всех этих людей вместе?
- Так в этом и состоит основная цель международного энергетического сообщества, что мы признаем: существует множество региональных точек зрения. В энергетических системах есть региональное разнообразие, поэтому все еще необходимо собираться вместе, чтобы говорить единым голосом. Ключом к этому является не достижение консенсуса, а создание подходящей платформы для сотрудничества. Это именно то, что мы делаем. Мы не ищем полного консенсуса, потому что его не может быть в мире, который имеет различные потребности и планы.
- И демократию, и международные отношения.
- И энергетическую демократию, и дипломатию, мы надеемся.
- Увидимся в апреле в Москве?
- Увидимся.
