Церковнославянский или новояз: что хотят слышать верующие на службе

Литургическая поэзия и по-славянски разнородна, разностильна и разножанрова. Даже просто поняв огромность и разнообразие литургического поэтического наследия, мы уже многое можем осмыслить. Я бы предложила менять не все, а только иногда вводить жемчужины, вроде Анри или Херсонского.

Начались великопостные службы. Пока еще не тревожные, скорее, пробуждающие и побуждающие войти в пост в правильном состоянии, а потому неторопливые, умиротворяющие, мелодичные и... непонятные. Непонятные для большинства, поскольку идут они на церковнославянском языке (ЦСЯ). Его, конечно, можно выучить. Церковнославянский в лайт-формате преподают в воскресных школах. Чуть серьезнее — в православных гимназиях.

В обязательном порядке его должны знать священнослужители, певчие на клиросе, чтецы — иначе им не справиться, не разобраться. Для остальных прихожан ЦСЯ тоже необходим, если они хотят полноценно участвовать в богослужениях. Но его незнание никоим образом не является препятствием для прихода человека к Богу.

А выучить церковнославянский в совершенстве не так уж и просто. Это как болгарский, украинский, сербский: вроде как все слова по отдельности понятны, а смысл ускользает. Особенно на слух. К счастью священники сегодня одобрительно смотрят как вокруг них зажигаются свечи следящих за службой по книгам. Или экраны телефонов — часть верующих читает молитвы on-line.

Но успевают ли верующие не только прочесть слова, но и "перевести" смысл происходящего, читающегося и поющегося? Например, в первые четыре дня поста, когда священник читает Канон покаянный Андрея Критского. Конечно, слова "Ты Ози́и в святотатстве уподо́билась, душе́ моя́, и два́жды навлекла́ на себя́ его́ сугу́бую прока́зу: и́бо помышля́еши о недо́лжном и беззако́нное твори́ши. Но оста́ви сие́ и поспеши́ к покая́нию" в принципе почти понятны. Особенно, если суметь быстро вспомнить, что Озия — десятый царь иудейский из дома Давидова — богобоязненный царь, укрепивший Иерусалим, умер в 68 лет от проказы, постигшей его, за гордыню, с которой он посягал на священство. И не перепутать с царем Осией, который умер в Вавилоне в плену или с пророком Осией...

Казалось, совсем просто перевести "О Богородице Пречистая! Храни Твой град, ибо к Тебе он с верою прибегает, Тобою укрепляется, Тобою всегда побеждает, Тобою беду превозмогает, Тобою врагов пленяет, Тобою избавляется от всяких притеснений!" Но так ли это на самом деле, объяснил востоковед, литургист, христианский публицист, переводчик Петр Сахаров: "В Каноне Андрея Критского под "градом" Богородицы имелся в виду Константинополь, притом именно как столица империи. Об этом сравнительно малое число верующих догадывается, включая даже образованных и понимающих в основном ЦСЯ. Кто-то думает, что речь идет про "град сей" (как в ектении), кто-то вообще не задумывается, что за град у Богородицы".

Но что понимают, зашедшие в храм, когда слышат: "Паха́ли на хребте́ мое́м все́ бе́сы — началовожди́ страсте́й, проводя́ще на мне́ бо́розды беззако́ний». Или: «Живоно́сные ре́бра Твои́, Спа́се на́ш, ста́ли ча́шею для Це́ркви, из ко́ей излива́ется на́м двуеди́ный пото́к Ве́тхаго и Но́ваго Заве́тов, — пото́к проо́бразов оставле́ния грехо́в и прему́дрости". И это далеко не самые сложные по смыслу цитаты. Но пока осознаешь, что было сказано, служба уже ушла далеко вперед, а ты пропустил значительный и не менее важный кусок.

Может действительно пришла пора православным громко заявить — ждем переводов! Нуждаемся в них! Или, наоборот, оставить эту тему, признав: мы ходим в церковь по необходимости — крестить, отпеть, записочки написать, куличи освятить. Иногда причаститься и исповедаться (но больше к священнику как бесплатному психологу). До остального дела нет, пусть они там себе что-то бормочут маловразумительное, потерпим.

Чтобы не додумывать за людей, не фантазировать, проще оказалось провести опрос. Опросы, если ими заниматься серьезно и непредвзято, — крайне полезны. Особенно, если к нему привлечь людей с самыми разными интересами, образованием и отношением к исследуемому предмету.

На сей раз респонденты выбирались среди людей любящих церковные службы и знающих их весьма поверхностно разбирающихся в литургике (богословская дисциплина, изучающая христианское церковное богослужение). Владеющих в совершенстве ЦСЯ и понимающих основное. Среди тех, кто не пропускает ни одной службы и крайне редко заходит в церковь. Опрашиваемые — миряне, но есть и священник.

Его мнение ценно еще и по той причине, что он занимается проблемами молодежи в Церкви, поскольку вопросы звучат так. В последние годы люди все чаще бывают в церкви только по воскресеньям. И все меньше понимают происходящее на службе. Исходя из этого предположения, ответьте, как вы считаете:

1. Нужен ли перевод богослужебных текстов на современный язык?

2. Насколько верно утверждение, что люди в храме не понимают службу?

3. Если будет перевод, то есть, если служба будет понятнее, молодежь пойдет в Церковь?

За то время, пока собирались комментарии и ответы произошло первое приятное открытие: переводы существуют, делаются и их число увеличивается. О некоторых, священника Георгия Кочеткова, поэта Анри Волохонского, иеромонаха Амвросия (Тимрота) известно. Однако, по словам руководителя Научного центра по изучению церковнославянского языка Александра Кравецкого, "Сейчас задумана серия переводов Анри Волохонского в "клиросном" варианте. Первая книжка ("Крещение и Венчание") уже вышла в 2018-м году с предисловием архиепископа Тихона Вашингтонского. Есть масса переводов отдельных текстов, изначально не предназначавшихся для богослужебного употребления. Мне известны 9 переводов Литургии Иоанна Златоуста (в реальности, может быть, больше), 5 переводов Чина крещения. Централизованной инстанции собирающей и осмысляющей эту информацию нет. Думаем сделать что-то такое при портале "Церковнославянский язык сегодня", но это пока прожекты".

Вторая хорошая новость — респонденты отвечали совсем не то и не так, что предполагалось. Это намного интереснее, чем выслушивать предполагаемые ответы.

Историк, журналист, писатель Андрей Зайцев: "Нужен и перевод литургии на русский язык и, возможно, реформа ее чинопоследования, чтобы человек понимал, что происходит в храме. Почти все действия возгласы священнослужителя и песнопения хора восходят к византийской традиции, которые сами по себе непонятны. Люди не понимают даже Евангелие в Синодальном переводе, а уж текст богослужения воспринять на слух очень тяжело".

Матушка и регент в храме святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде Александра Кордочкина: "Сейчас-то для меня нет разницы, на каком языке совершается Литургия, я знаю текст практически наизусть, но вот когда я была подростком, служба представлялась мне долгим непонятным действом, где только пение "Отче наш" означало, что скоро наступит конец. Открылась мне Литургия только благодаря переводу, правда, не на русский, а на английский язык. В храма великомученицы Екатерины на Всполье (американском подворье) в Москве в 1999-м году в руки попала карманного формата книжка с параллельными текстами Литургии на славянском и английском языках, причем полностью, со всеми священническими молитвами. И почти одновременно с этим, я прочитала "Евхаристия. Таинство Царства" протоиерея Александра Шмемана. И все сложилось в стройную картину — и понимание текстов и осознание смысла. Думаю, что перевод богослужебных текстов необходим, но сам по себе он, боюсь, мало поможет, без объяснения смысла и без чтения вслух всех молитв"

Pr-директор кинопроектов Олеся Проглядова: "Перевод нужен. Но я бы, наверно, скорее сделала его альтернативным, дополнительным. Как подстрочник или перевод, который человек может прочесть, если ему не понятно. Я бы оставила церковнославянский. Как в католичестве официальная латынь, но можно читать молитвы на своем языке. Так и тут. Просто мне нравится сама традиция и то, что это тысяча лет истории, которая застыла в языке. Понимают ли люди не службу не могу сказать. Я скорее понимаю, но может быть это из-за образования и все-таки небольшого знания старославянского и истории языка. Если будет перевод, молодежи проще точно будет, но на совсем современный язык для подростков перевести будет сложно. Не могу сказать, что для меня язык — препятствие для похода в церковь. Мне нравятся красивые службы, некое таинство. Мне самой сложно сформулировать, почему я не хожу в церковь (кроме довода, что трудно вставать рано утром), но точно не из-за языка".

Руководитель Сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, иеромонах Геннадий Войтишко: "Проблема понимания Литургии – это не проблема лингвистики (литургические тексты на церковнославянском языке достаточно понятные). Это проблема понимания смыслов. А для ее решения нужен не перевод, а системная катехизация (наставление в вере). Можно стоять на службе с переводом богослужения на русский язык и совершенно не понимать, что происходит. И подобного рода примеры я видел достаточно.

Беда в другом – участие в Литургии изначально – это вершина вхождения человека в жизнь Церкви, к чему его серьезно готовили при сильной личной для этого мотивации. А сейчас же, человек оказывается в храме, на богослужении, нередко будучи совершенно никак ненаставленным даже в основах Христианства. О каком тогда понимании Литургии можно говорить?! Это все равно, что браться за высшую математику, не зная таблицу умножения.

К счастью, ситуация меняется, и сейчас очень много возможностей для наставления в вере и, в частности, понимания Литургии: есть масса толковой литературы, вероучительные занятия на приходах и общецерковные курсы (есть даже on-line). Было бы желание. А мы, духовенство, должны обязательно помогать новоначальным всеми возможными способами. Другое дело, является ли эта тема приоритетной для того или иного настоятеля? От него ведь зависит, как обстоят дела с образованием прихожан в конкретном приходе. И, что греха таить, нередко ответ – "нет". Потому и вижу на некоторых приходах, что достаточно кому-то просто (во исполнение указания сверху) провести две беседы перед крещением без оценки их результата, и дальше «хоть трава не расти» …

Что касается молодежи. Она в Церкви была, есть и будет. И молодые люди туда приходят и остаются там, где их ждут, где им помогают разобраться в смыслах (в том числе и смыслах своей жизни), поддерживают в отношениях с Богом, и где не менторский тон свысока, а внимательность и готовность слушать и слышать. И это опять же не вопрос богослужебного языка".

Доктор филологических наук, профессор кафедры истории и теории литературы ПСТГУ Олег Скляров: "На мой взгляд, восприятие верующими богослужения на ЦСЯ неоднородно, и тут можно выделять разные типы: а) понимают, б) думают, что понимают, в) почти не понимают, но инстинктивно, по привычке реагируют на ЦСЯ как на испытанный, надежный маркер необходимой и достаточной "сакральности" (то есть всем довольны), г) не понимают и страдают (в пределе — теряют интерес). И, думаю, проблема не в том, что одни хотят и могут освоить ЦСЯ, а другие не могут или не хотят. В христианстве нет (и не может быть) одного-единственного священного языка. Благая Весть потенциально выразима на всех языках и наречиях (свидетельством чему деятельность выдающихся святых миссионеров).

Этот вопрос должен решаться в интересах адресата проповеди, исходя из конкретного культурно-языкового контекста. Все разговоры о том, что ЦСЯ "поэтичный" и "красивый", а русский якобы некрасивый и вульгарный, совершенно не выдерживают критики. Язык Пушкина, Тютчева и Толстого способен передать любые, самые тончайшие и возвышенные оттенки смысла. Кроме того, русский язык — живой, исторически впитавший в себя все богатство культурного опыта, все соки народной жизни. А ЦСЯ изначально возник как искусственный язык, не предназначенный для живого общения.

Но у этой проблемы есть другая сторона. Качество перевода. А если брать шире — концепция перевода. Как переводить? Существующие на сегодня опыты перевода часто кажутся плоскими и как бы уничтожающими таинственную глубину первоисточника. Встает вопрос — переводить буквально или "поэтически"? Буквально — значит в ущерб эстетической стороне. "Поэтический" перевод открывает более широкие эстетические возможности, но потребует отхода от буквальности.

Я считаю, что как минимум не следует блокировать саму возможность перевода. Нужно концептуально (в принципе) допустить возможность и открыть простор для литургического творчества. Подход "обязательно переводить!" кажется мне столь же неправильным, как и подход "ни в коем случае!"

Как некий компромисс — постепенная и частичная русификация богослужебных текстов. Вполне плодотворным мне кажется параллельное сосуществование разных языковых версий богослужения. Когда, например, службы на ЦСЯ чередуются со службами русифицированными или переведенными на современный русский (вариант миссионерских приходов). И то и другое вполне может уживаться и одновременно существовать в церковной жизни. И искусственная унификация здесь ни к чему. Поможет ли это привлечь людей в храмы? Я думаю, что если эту проблему изолировать и пытаться решить в отрыве от всего остального, то толку будет мало. Если заскорузлая, манипулятивно-бюрократическая инерция церковного окормления останется как есть, сохранится в неприкосновенности, то локальное решение "языкового" вопроса мало на что повлияет.

На мой взгляд, многие люди не идут в храм или теряют интерес к церкви не исключительно потому, что у них проблемы с ЦСЯ (это частность), а в силу целого ряда... мягко говоря... затруднений экклезиологического характера. А вопрос с ЦСЯ — не более чем производное от этих "затруднений". Если начнет меняться сама атмосфера в Церкви, то и решение вопроса с языком богослужения утратит свою болезненную остроту

ЦСЯ текст богослужений содержит местами такие жемчужины, намагниченные глубочайшим смыслом, что любой перевод неминуемо редуцирует это смысловое богатство (Ольга Меерсон приводит очень много таких примеров). Поэтому перевод на русский (если его осуществлять) не должен непременно быть полным и стопроцентным. В идеале хотелось бы какого-то сплава, соединения того и другого. Но это, как известно, грозит эклектикой, нарушением стилевого единства. В общем, тут должны поработать специалисты".

Студентка, дочь священника Елизавета Овчаренко: "Я склоняюсь к тому, что перевод богослужений на современный язык не нужен. Богослужебный язык на то и есть не обычный, не современный, а торжественный, одухотворенный. Молитва — это общение с Богом, поэтому как и все в храме, она должна возвышать человека над землей. К тому же попытки перевести богослужения на современный язык будут неудачными, так как попросту утратится смысл многих слов. Но следует учесть, что церковнославянский язык и сам по себе на протяжении многих веков претерпевал изменения, то есть становился все более понятным для людей. Да, далеко не все понимают текст богослужения. Но это не повод переводить его с церковнославянского на современный язык, это скорее повод сесть и разобраться в непонятных частях богослужения: переводить самостоятельно, в кругу семьи. А священникам разъяснять смысл на проповеди и устраивать встречи с прихожанами. Если будет перевод, вероятность того, что в храмы начнет ходить больше людей очень мала. Причина нечастого хождения на богослужения скорее кроется в лени или непонимании всей важности и необходимости Литургии для каждого из нас".

Профессор, матушка, музыкант, регент, литургический богослов, переводчик Ольга Меерсон: "Если коротко — переводы очень нужны, но именно поэтические — иначе все топорно и коту под хвост. В пастырском смысле тоже, может быть прежде всего — в нем. Поэтому невозможно перевести весь корпус, и/или однородно. Мне очень нравится переложение Канона Андрея Критского Бориса (Херсонского). Очень нравится перевод Анри (Волохонского), а ведь он совсем другой. Иногда нравится Аверинцев. Тут ведь привести всех к одному знаменателю — это как, например, свести Мандельштама к Пастернаку, а Тютчева к Пушкину или наоборот.

Но уже и то хорошо, что стало ясно, что и сама литургическая поэзия и по-славянски разнородна, разностильна и разножанрова. Даже просто поняв огромность и разнообразие литургического поэтического наследия, мы уже многое можем осмыслить. Я бы предложила менять не все, а только иногда вводить жемчужины, вроде Анри или Херсонского (Канон— это не перевод, а переложение, но значительно внятнее славянского текста и очень "пробирает"). С другой стороны, любимейшие мною молитвы эпиклезы и анафоры в литургии Василия Великого я бы оставила по-славянски, разведя только, может быть, паронимы.

В службах Великого Поста, и особенно Страстной, надо к каждому гимну, к любому тропарю и любой стихире, подходить отдельно. Хотя и единство стиля в циклах соблюдать стоит— например, тропарей на троимы канонов. Но единого рецепта, кажется, нет. Это все равно, что считать, что Септуагинта— это единый и единовременный перевод всего Ветхого Завета на греческий. Очень сложный вопрос. А решение, тем не менее, есть: не бояться переходить с русского на славянь и обратно, не бояться диглоссии и эклектики. Ведь спокойно можно прочесть "Гефсиманский сад" Пастернака, а вслед за ним "Вот дароносица" Мандельштама. И прекрасно, что авторы разные и стиль разный!"

Очевидно, что настоящий момент благоприятствует появлению перевода (переводов) как минимум для частного, домашнего прочтения и изучения православной службы, С другой, не стоит забывать о запросе на русский язык как богослужебный. А он, на самом деле, минимальный, точечный. Не исключено, что при более категоричном его высказывании общецерковный положительный ответ на него был бы дан довольно быстро.

Когда-то академик Дмитрий Лихачев высказывался, что проблема не в языке, а в понятиях и смыслах. Когда человек обнаруживает для себя Бога, ему становится недостаточно механического присутствия в темном храме, у него возникает необходимость поиска смыслов в Евангелии и Литургии. И тогда сначала ему будет необходим перевод, а позже придет осознание понимания происходящего, душе потребуется знание церковнославянского языка. Все начинается с малого — с ответа на вопрос — какие у тебя отношения с Иисусом Христом? И каких отношений ты хочешь, к каким стремишься.