8 ноября на канале "Россия 1" большая премьера – масштабная историческая драма "Седьмая симфония". Первые серии фильма уже опубликованы и доступны для просмотра на платформе "Смотрим".
Это пронзительная история об одном из самых вдохновляющих эпизодов Великой Отечественной войны, когда весь мир, затаив дыхание, слушал великую музыку Дмитрия Шостаковича из блокадного Ленинграда. По словам режиссера Александра Котта, этот фильм – история не о Шостаковиче или его симфонии, это фильм про людей, которые ее исполняли, и их духовном подвиге. Мы поговорили с Александром Коттом о том, что лично его зацепило в этой истории, чем его как режиссера поразил актер Алексей Кравченко и почему лирические сцены снимать труднее, чем батальные.
- Почему вы выбрали эту тему? Что вас зацепило? Что-то личное?
- Я сначала соглашаюсь, а потом думаю. Вообще, этот проект возник очень спонтанно, и я не успел сказать: "Нет". У меня сложные и давние отношения с военным историческим кино, я уже прошел некий путь, сняв "Брестскую крепость" и "Конвой PQ-17". И очень тяжело входить в эту реку не то что дважды, а просто жить в этой реке, потому что есть ощущение, что война постоянно со мной, а это очень тяжело. И мне понравилось, что это кино не про войну прежде всего, и поэтому я согласился и влез в эту тему. И у меня с музыкой очень сложные взаимоотношения, понятно, что до этого я слышал и про Шостаковича, и про Седьмую симфонию. Но когда ты влезаешь внутрь оркестра, то понимаешь, что это особый мир, особая планета. Люди в оркестре абсолютно разные, и при этом они должны быть единым организмом. Я даже не знал, из чего состоит оркестр, какие музыканты, какая рассадка. Сейчас я достаточно свободно ориентируюсь в этом пространстве. И мне это было интересно, потому что впервые. Во время войны, но не о войне.
- В фильме удивительные лица, будто действительно из того времени. Долго ли складывался актерский ансамбль?
- В кино главное – актеры, потому что зритель смотрит на актеров. Кастинг был долгий, где-то год, если не больше, интересный и действительно точный. Он начался еще во время написания сценария, потому что сценарий постоянно преображался. Мы искали актеров, которые владеют инструментами – это была принципиальная позиция. Есть несколько актеров, которые специально выучили свои партии, как это ни странно звучит. И мы искали музыкантов, которые могут быть актерами. Это был такой взаимный процесс. Поэтому у нас в оркестре и музыканты, и актеры. Но все они играют! А Алексей Гуськов – это изначально Карл Элиасберг. Это его идея, это его история про дирижера, и он абсолютно в дирижерской теме.
- Алексей Гуськов точно на своем месте, как и Алексей Кравченко. Его герой, лейтенант НКВД Анатолий Серегин, поражает своей сложностью и внутренней трансформацией. Почему выбор пал именно на этого актера?
- Леша включается настолько, что иногда надо тушить пожар, потому что он актер невероятного дара, харизмы и настоящей мужской мрачной энергии, как ни странно это звучит. Его герой очень сильный, но при этом слабый и нежный. Ранимый. Знаете, когда внешне это человек-война, а внутри – фактически ребенок. Вот это надо было передать, об этом надо было сказать! И, по сути, история разыгрывается между лейтенантом НКВД Серегиным и дирижером Карлом Элиасбергом. Они абсолютно разные! Один все время в музыкальном дыму и мороке, его, кроме музыки, ничего не интересует. А второй, может быть, один раз и видел гармонь на какой-нибудь свадьбе. И они учат друг друга!
- Для многих блокадный Ленинград – это страшная и тяжелая зима, саночки, на которых перевозили тех, кто уже не мог передвигаться сам. А в "Седьмой симфонии" акцент сделан на другом времени года. Это специальный режиссерский ход?
- Это тот случай, когда у нас кино не про зиму, о которой максимально знают все. У нас лето и осень. Для тех, кто пережил зиму, это было практически воскрешение. Солнце давало надежду на жизнь, те, кто выжил, цеплялись за это и надеялись, что блокада быстро закончится. Лето давало ощущение мира. Летом город расцветал. У нас было много сцен именно на улице. Петербург ненамного изменился, те же колодцы, те же закоулки, те же интерьеры. Вся эта торжественность, она осталась. Поэтому мы по-другому взглянули на Ленинград, с точки зрения людей, которые тогда жили.
- Вас называют режиссером и батальных сцен, и лирических. В "Седьмой симфонии" есть и то, и другое. Какие из этих сцен дались вам тяжелее?
- Мне сложнее даются лирические сцены, потому что там, где два человека, обмануть невозможно. Зритель должен прочитать взаимоотношения героев, понять, кто что на самом деле думает. Вот эта человеческая паутина гораздо сложнее для меня. Потому что там чуть-чуть – и все разрушится! А на батальных сценах я отдыхаю, это такой аттракцион. Для меня это очевидно.
- Виктор Астафьев говорил, что нет единой правды о войне, у каждого солдата своя правда, и сколько солдат, столько войн и столько правды. О чем ваша правда?
- Это не документальное кино, фактологически мы следуем всему, что было. У нас были серьезные консультанты, которые не дали нам возможности ошибиться в главном. Но у нас все равно игровое кино, где-то собирательный и выдуманный образ. Моя правда в том, что миф о войне, как ни странно, вдохновляет меня больше, чем сама война. И в этом смысле у меня война особенная, она про героев. Она не мифологизирована. То есть я в пионеров-героев верил больше, чем в документальное исследование.
- С какими чувствами вы ждете премьеры "Седьмой симфонии"? Нет ли у вас ощущения "пан или пропал"?
- Я волнуюсь, как перед каждым фильмом, потому что зритель видит плод многолетнего труда, а кино делалось для зрителя. Поэтому, конечно, эфир – это "точка невозврата", потому что зритель либо примет, либо не примет. Очень хочется, чтобы зрители посмотрели это кино, несмотря на то, что это не комедия, не легкий жанр – это настоящая историческая драма.
- Дайте, пожалуйста, эпиграф к фильму "Седьмая симфония".
- Для меня все очень просто: "Война войной, а музыка – вечна!"
Текст: Татьяна Санина // Видео: Василий Кузнецов и Георгий Поддерегин // Монтаж: Василий Кузнецов // Smotrim.ru
