Впереди 11 ноября – большая дата. В этот день 200 лет назад в Москве родился величайший гений русской и мировой литературы Федор Михайлович Достоевский.
Отец его служил врачом в больнице для бедняков и бездомных на улице Божедомка, ныне – Достоевского. В больнице же и располагалась квартира, где Федор Михайлович появился на свет и прожил с родителями до отроческого возраста, когда семья переехала в Петербург. То есть формирование как личности будущего писателя произошло именно в Москве, где перед глазами мальчика проходила череда трудных судеб, трагедий и отчаяния.
В Петербурге уже молодой литератор оказался в среде вольнодумцев-петрашевцев, которых современники называли "коммунистами". Собирались тайно. Кто-то исповедовал и революционные взгляды. Для императора Николая Первого, взошедшего на престол с "родовой травмой" восстания декабристов, сама мысль о бунте была ненавистна.
Достоевского вместе с другими "бунтовщиками" приговорили ни много ни мало к расстрелу. Когда до роковой пули, согласно церемонии, оставалось каких-то 6 минут, пришло известие о помиловании. Смертный приговор царь заменил на 4 года каторги в Сибири.
Каторга в Омском остроге стала большой человеческой школой. Именно там Достоевский поверил в Бога, а от социалистических мечтаний о справедливом переустройстве мира не осталось и следа. Главное зло по Достоевскому – внутри человека.
И если для другого нашего гения – Тургенева – человек хорош, обстоятельства плохи (отсюда и базаровский нигилизм, а там и революционный терроризм), то Достоевский убеждается, что любой общественный уклад не спасает от пороков в человеческой природе. Следовательно, и мир спасет красота – внутренняя красота идеалов. А бездны зла в людских душах Достоевский исследовал с великим бесстрашием и даже жертвенной отвагой.
Из "Дневника писателя": "Зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, ни в каком устройстве общества не избегните зла, душа человеческая останется та же, ненормальность и грех исходят из нее самой".
Отсюда и высший смысл и высший идеал по Достоевскому. В своих пометках (только для себя одного) он пишет, что даже если бы Христос был вне истины, он остался бы с Христом, а не с истиной.
Что же до зла, то задолго до Ницше Достоевский выводит тип особого "сверхчеловека" – в "Преступлении и наказании". Раскольников там убивает не из-за того, чтобы вытащить из нищеты мать и сестру, а чтобы самому себе доказать, что он "не тварь дрожащая, а право имеет". Герой сам так Соне и говорит: "Не для того, чтобы матери помочь, я убил. Вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного. Мне надо было узнать тогда, и скорее узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я преступить или не смогу? Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею?"
"Сверхчеловека" Достоевский в романе разрушает. Изнутри. Нежизнеспособен этот тип. По всему нежизнеспособен. И по внутреннему складу, и по высшей воле. Нет в "сверхчеловеке" той самой спасительной красоты.
Понятно, почему Достоевского фактически запрещали в СССР. Серый десятитомник был издан лишь в 1957 году как предвестник хрущевской оттепели. Ведь идея советского социального эксперимента состояла в том, чтобы изменить условия жизни на справедливые, а человек изначально хорош, тем более пролетарий. И, как это у Горького, "человек создан для счастья, как птица для полета".
Понятно, почему Горький считал Достоевского "социально вредным", ибо тот "создает человека по образу и подобию дикого и злого животного". Пролетарскому писателю уж, конечно, не мог быть близок самый ненавистный революционерам роман Достоевского "Бесы", где представлена фактически секта заговорщиков в конечном счете убивающая своего товарища.
Внутреннее зло переустройщиков мира писатель показывает бездонным. Здесь и садизм, и растление малолетних, и политический авантюризм, и претензия на особость с правом на убийство. Все та же тема особого сверхчеловека – "особняка". Без Бога.
"Если Бога нет, все позволено", – утверждает еще один "особняк" Достоевского – Иван в "Братьях Карамазовых". Но поскольку опять убийство (на сей раз – отца) и жизненный крах, то выяснятся, что позволено-то не все. Если так, то по Достоевскому и божественное высшее мерило существует.
В СССР Бога отменили, а с человеком, как он есть, что называется, в собственном соку, коммунистическая конструкция все никак не срасталась. Тогда-то и поставили цель воспитать нового человека. Сталинский "отсев" не сработал. Хрущев решил человеческую суть изменить. Фактически это признание правоты Достоевского. Зло – внутри. А значит главный закон – внутренний, устроенный по высшему мерилу.
Достоевский гениально предостерегал от того, на что в итоге натолкнулось человечество. Гуманистический идеал Возрождения, где человек – центр всего, может опасно трансформироваться. Случившееся на этому пути концу ХХ века уже Александр Исаевич Солженицын называет катастрофой.
В Гарвардской речи Александр Исаевич совершенно в духе Достоевского – о современном западном обществе: "Мерою всех вещей на Земле оно поставило человека – несовершенного человека, никогда не свободного от самолюбия, корыстолюбия, зависти, тщеславия и десятков других пороков. И вот ошибки, не оцененные в начале пути, теперь мстят за себя. Путь, пройденный от Возрождения, обогатил нас опытом, но мы утеряли то целое, высшее, когда-то полагавшее предел нашим страстям и безответственности. Слишком много надежд мы отдали политико-социальным преобразованиям, а оказалось, что у нас отбирают самое драгоценное, что у нас есть, – нашу внутреннюю жизнь".
Достоевский – продукт нашей культуры и ее творец, оказавший огромное воздействие на современный образ мыслей, наши оценки и смыслы. Для Запада он понятен, популярен и в то же время загадочен, как и сама Россия, которая до нашего времени для Европы остается пугающей. Быть может, просто из-за лени потрудиться понять и принять. Все, как и во времена Достоевского: "Даже Луна теперь исследована гораздо подробнее, чем Россия. По крайней мере, положительно известно, что там никто не живет, а про Россию знают, что в ней живут люди, даже русские люди, но какие люди? Это до сих пор загадка, хотя, впрочем, европейцы и уверены, что они нас давно постигли. Знают, например, что Россия лежит под такими-то градусами, изобилует тем-то и тем-то и что в ней есть такие места, где ездят на собаках. Знают, что кроме собак в России есть люди, очень странные, на всех похожие и в то же время как будто ни на кого не похожие; как будто европейцы, а между тем как будто варвары".
Русские в этих условиях более великодушны. Русскость по Достоевскому – это не столько кровь, сколько способность чувствовать и принимать культуру других народов. В речи по случаю открытия памятника Пушкину в Москве Достоевскому предстояло доказать, что эфиопские корни Пушкина совсем не противоречат его русскости: "Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите". Это уже зрелый Достоевский, за год до смерти.
Достоевского хоронили в Петербурге при огромном стечении народа. Толпа была никак не менее десяти тысяч. И только певчих собрано 15 хоров из разных храмов. Вот как тот день вспоминала дочь Достоевского Любовь Федоровна, потерявшая отца в 12 лет: "Уже рано утром такое огромное количество людей заполнило Александро-Невскую лавру, что постоянно прибывающий поток пришлось контролировать полиции. Нас вместе с матерью не хотели пропускать за главные ворота – полицейский преградил путь. "Больше не пропускают", – заявил он строго. "Как это не пропускают? – спросила удивленно моя мать. Я вдова Достоевского и меня ждут в церкви, чтобы начать отпевание. "Вы – шестая вдова Достоевского, требующая, чтобы ее пропустили. Довольно лжи! Я никого больше не пропущу!" – ответил в ярости полицейский".
